Дэн Симмонс - Зимние призраки

Следующие семьдесят два часа прошли мимо его сознания – бессонница достигла той точки, когда начинают умирать клетки мозга, – зато я помню каждый час, каждый миг его блужданий по ранчо: он бормотал посреди ночи, то и дело бегал в сарай, словно собираясь оседлать мерина (которого уже отправили на зимнюю конюшню в Мизулу), сотни раз принимался писать письма, порывался позвонить Клэр… Энн… кому-то еще…

Около четырех часов утра четвертого ноября Дейл поднялся с кровати, на которой пролежал без сна шесть часов, отпечатал коротенькую записку: «Не входите. Позвоните окружному шерифу» – там же указал телефон шерифа, приклеил записку к стеклу задней двери, достал из чулана карабин, вынул его из старого холщового чехла, сходил в кабинет, отпер ящик, отыскал в нем патроны четыреста десятого калибра, зарядил оружие, немного помедлил, соображая, какая комната подойдет лучше всего, прошел в ванную, опустился на колени, приставил дуло ко лбу, со щелчком загнал на место патрон и без колебаний и лишних размышлений спустил курок.

Механизм сработал. В казенной части щелкнуло. Однако выстрела не последовало.

Дейл простоял на полу несколько минут, выжидая. Было такое впечатление, будто последнее мгновение его жизни неожиданно растянулось, – так воспринимает время человек, падающий в глубокую пропасть, когда каждая секунда превращается в вечность и длится, пока и само время не исчезает навеки. Однако ничего не произошло. Наконец Дейл опустил ствол, переломил карабин и заглянул внутрь: а вдруг некая трусливая часть подсознания заставила палец нажать не на тот курок.

Нет, он все сделал как положено: в центре медного кружка была отчетливо видна отметина, сделанная бойком.

Отец подарил Дейлу самозарядный карабин «саваж», когда мальчику исполнилось восемь лет. Дейл стрелял из него сотни раз, чистил, смазывал, обращался с ним бережно, хранил правильно. И до сих пор карабин ни разу не дал осечки. Ни разу.

От долгого стояния на плитках у Дейла заныли колени. Он поднялся, вынул патрон, прислонил ружье к стене ванной, поставил неразорвавшийся патрон на книжную полку, снял с задней двери объявление и проспал три часа, а проснувшись, позвонил врачу. Психиатр из Мизулы, доктор Холл, назначил ему прием через два дня. Задушевные беседы с врачом пользы не принесли. Прозак начал помогать месяца через два.

Лично мне показалось самым любопытным не то, что Дейл пытался себя убить, – я могу с большей уверенностью, чем он сам, объяснить мотивы его поведения в течение всего этого сумасшедшего дерганого периода и точно знаю, что его довели до ручки измождение и депрессия, а вовсе не жалость к себе. Удивило меня другое: то, что он вообще решился на самоубийство. Дейл Стюарт всегда был против идеи добровольного ухода человека из жизни и презирал тех, кто пытался это сделать, а особенно тех, кому удавалось совершить столь неприемлемый, с его точки зрения, поступок. Это чувство распространялось и на старую приятельницу по университету, и на еще более старого и близкого друга из Мизулы, и на студента, о котором он постоянно вспоминал.

Еще до того как Дейл сам скатился в яму безумия, он сознавал, что самоубийцы не всегда ответственны за принятое решение. Его давняя приятельница, французская писательница по имени Бриджит, долгие годы боролась с депрессией, но в конце концов заперлась в ванной и приняла два пузырька мощного снотворного, и Дейлу всегда был отвратителен интеллектуальный эгоизм ее решения, нарциссизм самоуничтожения. У Бриджит осталось четверо детей школьного возраста. Его бывший студент Дэвид, надевая петлю на шею, знал, что его тело найдет в гараже беременная жена. По мнению Дейла, ничто не извиняло человека, оставляющего после себя подобный беспорядок. Дейл терпеть не мог любые проявления безответственности – почти так же сильно, как ненавидел чувство жалости к самому себе.

Как-то ему довелось в течение целого семестра вести семинар по творчеству Эрнеста Хемингуэя, и на занятиях разгорелся яростный спор по вопросу о том, имел ли писатель право кончать жизнь подобным образом.

– Эгоистичный паршивец спустил курок своего «босса» прямо у подножия лестницы, – почти кричал Дейл, – поэтому мисс Мэри не оставалось ничего, как шагать через лужу крови, мозги и осколки черепа, чтобы добраться до телефона.

– Так это его дражайшая Мэри оставила ключи от футляра с ружьем на видном месте, в кухне, – возразила, не желая сдаваться, самая острая на язык студентка. – Может, он решил таким образом отплатить ей за это.