— И однако, у них не было так уж много денег, — заключила Сара. — Я позже это узнала. Они играли в «крупных буржуа», но состояние существовало только в их собственном представлении. Образ жизни сжирал все доходы. Все было взято внаем: машины, мебель, загородные дома. Маленькой девочкой я думала, что все эти вещи принадлежат нам. Нужно было случиться финансовому краху, чтобы я наконец узнала правду.
Несмотря на все, Сара очень любила своего отца Джона Латимера Девона с его костюмами с иголочки. Папа, отдающий приказания брокерам со сдержанной сердечностью. Папа, поседевший со временем, делавший стрижку за триста долларов. Она была в восторге от него, считала, что он может управлять целым миром… до того момента, когда разглядела в нем короля микроскопического королевства, граница которого проходила по порогу его кабинета. Вне границ этого маленького мира он был как красная рыбка, выпавшая из аквариума, как оранжерейный цветок под открытым небом. Обезоруженный, легкоуязвимый, обреченный на гибель.
Саре достаточно было встретиться с Джейми, чтобы понять это с первого взгляда. Папа и мама цвели в защищенном, элегантном мире, где все разговаривали друг с другом намеками, где любое движение бровей расценивалось как маленький атомный взрыв. А Джейми был животным, скачущим среди других животных. Он принадлежал реальности. Он не научился жить — только выживать. Не способный спрогнозировать будущее, он существовал только в реальной угрозе или в ее отсрочке. Хищник.
Пять лет спустя после первой встречи с Джейми Морисеттом в дневнике, который Сара завела на следующий день после трагедии, в главе, посвященной отцу Тимми, она написала следующий комментарий:
Почему мне так больно говорить о НЕМ? Я хорошо понимаю, что сильно запоздала с тем моментом, когда его нужно было вывести на сцену, но что я могла? Что касается моих родителей, они не поддаются описанию. Они не были ни роботами, ни эгоистами. Они меня любили (и любили меня всегда, разумеется, несмотря на жестокое разочарование, которое назвали «сдвигом»), а я не вернула им ни любви, ни тепла, и Бог знает, как они это пережили! Они любили друг друга, любили меня, испытывали теплые чувства к своим друзьям, но все кончилось. Не осталось ничего, кроме семьи. Не осталось ни симпатий, ни жалости, ничего, к тем кто находился вне этого круга. Их больше никто не интересовал.
— Нельзя плакать над каждым, — сказала однажды мне моя мать. — Хватит и того, если уж у тебя так много слез, чтобы поплакать над близкими.
«Создай свой круг…» — так говорили первые покорители Дикого Запада, на которых нападали индейцы. Не то ли я сама хотела создать, приехав сюда, в Хевен-Ридж, и закрывшись за решеткой «зоо»?
Не то ли сделал Джоб до меня? Не это ли психиатры называют семейным неврозом? И я тоже окопалась в индейской комнате в надежде избежать катастрофы. Но это была ошибка. Когда пионеры Запада спускали своих женщин и детей в потайную комнату, в подвал, это означало, что все уже потеряно.
— Можешь пользоваться любыми противозачаточными таблетками, какими захочешь, — объявил ей Джейми сразу, как только они оказались в кровати. — Они не помогут, моя сперма мощнее, чем все эти штуки, сделанные в лабораториях. В моей семье все мужчины такие. Женщины не могут от нас защититься… Мы — производители, так было всегда.
Сначала Сара решила, что он шутит. У Джейми был своеобразный юмор, и она никогда не слышала, чтобы этот человек смеялся. Догадаться, что он веселится, можно было по особенному блеску в его глазах. И только. Нужно было быть очень внимательной, чтобы уловить этот странный блеск… или очень влюбленной.
— То же самое происходит и с презервативами, — продолжал молодой человек. — Они ничему не помешают. Моя сперма их растворяет. Разрушает латекс. Я предпочитаю тебя сразу предупредить. По-честному. Если ты будешь заниматься со мной любовью, то обязательно забеременеешь, даже приняв любые меры предосторожности. В моей семье мужчины всегда были главными, это в нашей природе: так было задумано для выживания людского рода.
Сара собралась рассмеяться, но что-то в поведении Джейми ее остановило. Он верил в то, что говорил, как верят религиозные фанатики в доктрину, в которой не усомнятся и на смертном одре. Здесь была нерушимая уверенность, которая потрясла Сару с первой их встречи. Он не сомневался. Он знал, куда идет. Он никогда не отвлекался.
Эти три способности создавали напряжение, почти неизвестное на Земле.
Читать дальше