Анна Рэдклиф: Тайны Удольфского замка. Том 2

За последнее время Эмилия так много выстрадала, что всякий малейший пустяк действовал на нее; эти слова привратника возбудили в ней страх. Не угрожает ли ей опять какая-нибудь опасность? Тем более она была склонна это думать, что часто замечала свирепый вид и отталкивающее лицо этого привратника. Она не решалась пойти на его приглашение, думая, что это только предлог втянуть ее в какую-нибудь неприятность. Но по некотором размышлении она убедилась в невероятности этого предположения и устыдилась собственной слабости.

— Я повидаюсь с ним, Аннета, — сказала она, — пусть придет в коридор сейчас же.

Аннета сбегала и вскоре вернулась.

— Бернардин говорит, что не может прийти в коридор, барышня, — здесь так далеко от его поста, и ворота он не смеет оставить ни на минуту в теперешние времена; но если вы выйдете к нему под ворота как-нибудь окольными путями, не пересекая двора, то он сообщит вам нечто такое, что удивит вас; только, ради Бога, не ходите через двор, чтобы синьор как-нибудь не увидал…

Эмилия не одобряла этих окольных путей и наотрез отказалась идти.

— Скажи ему, что если действительно он имеет передать мне что-нибудь важное, я выслушаю его в коридоре, когда он удосужится прийти туда.

Аннета отправилась с этим поручением и долго не возвращалась. Наконец явилась и сказала Эмилии:

— Нет, барышня, так не годится; Бернардин не хочет потерять место, оставив свой пост; но если вы согласитесь выйти на восточные укрепления в сумерки, то он, пожалуй, может вырваться на минутку и передаст вам то, что имеет сказать.

Эмилия, удивленная и встревоженная такой таинственностью, все еще колебалась; но, сообразив, что человек этот действительно может предостеречь ее против какой-нибудь опасности, решилась наконец пойти.

— Вскоре после заката солнца я буду в конце восточной террасы. Но ведь тогда будут поставлены часовые, — добавила она, подумав, — как же Бернардин проберется незамеченным?

— Как раз это же самое и я сказала ему, сударыня, и он ответил мне, что имеет ключ от калитки в конце укрепления и пройдет оттуда; что же касается часовых, то их нет в конце террасы; она и так достаточно защищена высокими стенами и восточной башней; а часовые, что на другом конце, слишком удалены, чтобы увидеть его в полумраке сумерек.

— Ну, хорошо, — сказала Эмилия, — необходимо выслушать, что он хочет сказать мне; потому сегодня же вечером ты отправишься со мной на террасу.

— Он велел приходить, когда начнет смеркаться, барышня, — повторила Аннета, — это из-за часовых.

Эмилия подумала, потом обещала выйти на террасу через час после солнечного заката.

— Передай Бернардину, — добавила она, — чтобы он явился аккуратно, потому что ведь и меня может заметить синьор Монтони. Кстати, где синьор? Мне надо повидаться с ним.

— Он в кедровой зале, барышня, совещается с другими синьорами. Сегодня он хочет задать им угощение, чтобы загладить, вероятно, недавние неприятности; на кухне идет суета.

Эмилия осведомилась, ожидает ли Монтони еще новых гостей; Аннета думала, что нет.

— Бедный Людовико! — прибавила она, — и он тоже повеселился бы с другими, не будь он болен. Но он поправится: вот граф Морано уж чего, кажется, опасно был ранен, а ведь выздоровел же и поехал назад в Венецию.

— Неужели? — спросила Эмилия. — Ты когда это узнала?

— Я слыхала вчера вечером, да забыла сказать вам. — Эмилия задала ей еще несколько вопросов и затем приказала Аннете наблюдать и известить ее, когда Монтони останется один; девушка побежала передать поручение Бернардину.

Монтони был так занят в продолжение целого дня, что Эмилия не имела случая разъяснить свою страшную неизвестность насчет тетки. Аннета целый день только и занималась, что следила за ним, а в промежутках, вместе с Катериной, усердно ухаживала за раненым Людовико, так что Эмилии много приходилось оставаться одной. Мысли ее часто останавливались на приглашении привратника, и она старалась угадать, что бы это значило. Иной раз ей казалось, что тут дело касается судьбы г-жи Монтони; то опять ей думалось, что ей самой угрожает какая-нибудь личная опасность; таинственность, соблюдаемая Бернардином, скорее указывала на вероятность последней догадки. По мере того, как приближался назначенный час, нетерпение Эмилии все росло. Наконец закатилось солнце; она слышала шаги часовых, проходивших на свои посты, и ждала только Аннету, чтобы выйти на террасу. Девушка скоро явилась, и они вмесете спустились по лестнице. Когда Эмилия заикнулась о том, что боится встретиться с Монтони или с кем-нибудь из его гостей, Аннета возразила ей: