Виктор Точинов - Темные игры

– Фу-у-у… А тут что еще за очистки?

– Это не очистки. Это раки – линяли, сбрасывали старые панцири. Их здесь много…

Все подозрения мгновенно забыты.

– Раки! Как здорово… Хочу рака! Ты поймаешь мне рака, пусик, да?

Конечно, любимая, я поймаю тебе рака.

Вода ледяная, а раки понастроили свои фортеции глубоко – чтобы просунуть руку в нору, приходится погружаться почти по шею. Конечности угрожают ответить жесточайшей судорогой на такое издевательство, а мой вконец шокированный маленький дружок панически ищет убежища, пытаясь втянуться куда-то вглубь живота. Ход длинный и извилистый, окоченевшие пальцы зацепляются за подводные корни… Наконец! Что-то живое и колючее больно щиплется, я не обращаю внимания, цепко ухватываю подводного жителя и пулей вылетаю на берег. На теплый солнечный берег.

– Ос-с-сторожно! Б-б-бери вот здесь – тогда не дотянется клешней. Это самка, в-в-видишь икринки под брюхом?

– Как не стыдно! Разве можно обижать беременную женщину?! – рачиха шлепается в воду и поспешно удирает. – Поймай мне другого рака! Зайчик, ты можешь поймать рака без икры?!

Д-д-да, м-м-м-милая… я могу поймать другого рака. Их здесь много.

… Усатый пленник исследует наполненный водой пакет, а ты – его.

– Ну надо же, в жизни живого не видела… Совсем как лобстер, только маленький. Я придумала-придумала-придумала! Мы свезем его в подарок мамулику и сварим! И съедим!

Конечно, любимая… Мы поедем к мамулику и наш охотничий трофей гордо возляжет в центре антикварного блюда, обложенный и украшенный редкими вкусностями и вкусными редкостями… И мамулик станет щебетать точь-в-точь твоим голосом, у вас очень похожие голоса… Папулик, как всегда, будет наливать «Абсолют», оставляя следы пальцев на запотевшей бутылке… А чуть позже ухватит с блюда кроваво-красного рака, хлопнет водки и скажет: «Вздумаешь обидеть или обмануть дочурку – вот так сделаю!» – толстые пальцы разорвут усатого беднягу пополам, крепкие зубы захрупают рачьей шейкой вместе с панцирем – потом все это месиво ляжет смачным плевком на скатерть и золотая цепь заколыхается на побагровевшей шее папулика в такт его смеху. И я, как всегда, буду пить водку – потому что без нее плохо.

– Ой, котик, ну как здорово, что мы сюда выбрались! Разве дома такое увидишь?!

Нет, конечно. Много чего можно увидеть в нашей трехкомнатной квартире, но только не это. Ты прижимаешься ко мне, целуешь в висок.

– Спасибо, милый, за это место!

– Я давно хотел привезти тебя сюда… Любимая.

Очень давно.

Мои пальцы стискивают горло бутылки, штопор легко входит в тугую пробку. Паутина на деревянном ящичке кажется синтетической. Твое излюбленное вино. У нас сегодня праздник – сто недель вместе. Ты любишь некруглые даты. Сто дней, пятьсот дней… Годовщины тебе скучны: родня, гости, подарки, речи и поздравления… А сто недель мы отметим вдвоем. Сто недель вдвоем – звучит почти как сто лет одиночества…

Я режу закуску. Получается неровно – нож слишком длинный и острый. Или это подрагивает рука?

Ты снова обнимаешь березу.

– Как тут здорово, зайчик! Как бы я хотела остаться тут навсегда…

Хорошо, любимая. Когда и в чем я мог тебе отказать?

В переводе с японского это звучало красиво: полет ласточки над вечерним морем. Но воздух рассекла не быстрокрылая птичка – холодная сталь клинка.

Удар должен был отсечь руку – правую кисть. Не отсек. Рука метнулась навстречу – не то надеясь отвести или остановить безжалостное лезвие, не то просто рефлекторно. Два пальца упали на землю. Указательный и средний. Кровь не ударила струей – в последовавшие несколько секунд. Так всегда и бывает – спазматическое сжатие сосудов.

А потом уже было не понять, откуда хлещет и льется красное.

Самое страшное было – звуки. Вернее, почти полное их отсутствие. Один умирал, другой убивал – и оба молчали. Тяжелое дыхание. Стон рассекаемого воздуха. Шлепки стали о плоть. Скрежет – о кость. Наконец – уже не крик – булькающий клекот – неизвестно какой по счету удар рассек горло.

После этого все кончилось довольно быстро.

А началось все…

Началось все в деревне, и первым парнем на деревне был Динамит.

А это совсем не то, что первый парень в классе или первый парень во дворе. Чтобы понять разницу, стоит самому пожить в деревне в нежном возрасте от десяти до семнадцати. Пусть даже в такой, как Спасовка – пятнадцать минут до Павловска на автобусе, оттуда двадцать минут на электричке – и пожалуйста, северная столица перед вами. Почти пригород, а не тонущая в грязи сельская глубинка Нечерноземья, что уж говорить. Но…