Дуглас Престон - Ледовый барьер

— Именно, — сказала Амира.

— Затем мы попытались определить атомную массу с помощью масс-спектрометра. Из-за высокой температуры плавления эксперименты окончились ничем. Даже используя микропробу, мы не могли перевести материал в газовую фазу на достаточное время, чтобы успеть провести измерения.

МакФарлэйн пролистнул несколько страниц.

— Примерно так же обстоит дело с плотностью. С помощью микропробы у нас оказалось слишком мало вещества, чтобы её определить. Металл, кажется, химически пассивен — мы испробовали на нём все растворители, кислоты и реактивные вещества, что нашли в лаборатории. Все попытки велись не только при комнатных температуре и давлении, но и при повышенных. Никакой активности. Тот же самый благородный газ, только твёрдый. Валентных электронов нет.

— Продолжайте.

— Тогда мы взялись за электромагнитные свойства. И тут напали на золотую жилу. Короче говоря, метеорит, как оказывается — суперпроводник при комнатной температуре: он проводит электричество без сопротивления. Вводишь в него ток, и тот будет циркулировать вечно, пока что-нибудь его не остановит.

Если Глинн и удивился, то ничем это не проявил.

— Затем мы облучили вещество пучком нейтронов. Это стандартный тест, который проводят на неизвестных соединениях: нейтроны вызывают ответное рентгеновское излучение от материала, которое и говорит нам, что находится внутри. Но в нашем случае нейтроны исчезли бесследно. Проглочены. Их не стало. То же самое — с пучками протонов.

Тут Глинн приподнял брови.

— Это примерно то же самое, как если выстрелить из магнума сорок четвёртого калибра по клочку бумаги, и пуля бесследно сгинет в бумаге, — сказала Амира.

Глинн обратил на неё взор.

— Объяснения?

Она тряхнула головой.

— Я пыталась провести квантово-механический анализ того, как это могло произойти. Безуспешно. Это кажется просто невозможным.

МакФарлэйн продолжал перелистывать записи.

— Самый последний тест — рентгеновская дифракция.

— Поясните, — пробормотал Глинн.

— Вы просвечиваете образец рентгеном, а затем снимаете дифракционную картину, которая при этом получается. Компьютер решает обратную задачу и говорит вам, какой тип кристаллической решётки может выдать такой результат. Ну, у нас получилась до крайности странная дифракционная картина — по сути, фрактальная. Рашель написала программу, которая попыталась рассчитать тип кристаллической структуры, которая могла бы выдать такую картинку.

— Программа пытается до сих пор, — сказала Амира. — Вероятно, она уже подавилась такой задачкой. Адское вычисление, если оно вообще может быть проделано.

— Ещё одно, — сказал МакФарлэйн. — Мы провели изотопный анализ коэзита с этого места. Теперь у нас имеется дата падения метеорита: тридцать два миллиона лет назад.

Пока Глинн заслушивал отчёт, его взгляд мало-помалу опускался на пол из застывшей грязи.

— Выводы? — Спросил он наконец, очень тихо.

— Выводы очень предварительные, — сказал МакФарлэйн.

— Это ясно.

МакФарлэйн сделал глубокий вдох.

— Вы когда-нибудь слышали о гипотетическом «островке стабильности» в периодической системе?

— Нет.

— Уже долгие годы учёные ищут всё более и более тяжёлые элементы, чей порядковый номер в таблице всё больше и больше. Почти все элементы, которые они нашли, очень короткоживущие: живут лишь несколько миллиардных долей секунды, а затем распадаются на другие элементы. Но есть теория, что далеко-далеко внизу по таблице, может лежать группа элементов, которые стабильны — те, что не распадаются. Островок стабильности. Никто не имеет представления, какими свойствами могут обладать эти элементы, но они были бы очень странными и очень, очень тяжёлыми. Их нельзя синтезировать даже с помощью самых крупных ускорителей.

— И вы думаете, метеорит может состоять из такого элемента?

— На самом деле, я в этом почти убеждён.

— Как такой элемент может возникнуть?

— Лишь в самом мощном событии в известной Вселенной: при взрыве гиперновой.

— Гиперновой?

— Да. Она гораздо мощнее сверхновой. Такое случается, когда гигантская звезда сжимается в чёрную дыру, или когда две нейтронные звезды сталкиваются и получается чёрная дыра. В течение десяти секунд гиперновая высвобождает столько же энергии, сколько даёт вся остальная Вселенная, вместе взятая. Такой взрыв, может быть, имеет достаточно энергии, чтобы создать те странные элементы. А ещё у него может хватить энергии на то, чтобы запустить этот метеорит в пространство на скорости, которая пронесёт его на огромные дистанции между звёзд, чтобы он приземлился на Земле.