Дуглас Престон - Ледовый барьер

— Послушай, Глинн, всё это очень хорошо и прекрасно…

— Дискуссия окончена, и теперь, сэр, вы будете подчиняться мне, — в голосе Глинна, до того мягком, внезапно зазвучали стальные нотки. — А останетесь ли вы тихо сидеть здесь, растворитесь ли у себя в офисе или пойдёте на гауптвахту, меня совершенно не волнует.

Ллойд, ошарашенный, уставился на него.

— Ты думаешь, меня можно засадить на гауптвахту, ты, надменный ублюдок?

Он прочитал ответ по выражению лица Глинна.

Ллойд, чуть ли не лиловым от ярости лицом, с минуту помолчал. Затем повернулся к Бриттон.

— А на кого работаете вы?

Но глаза Бриттон, глубокие и зелёные, точно океан, продолжали смотреть на Глинна.

— Я работаю на человека, у которого ключи от машины, — наконец, произнесла она.

Ллойд стоял на месте, распухший от гнева. Он не стал реагировать немедленно. Вместо того он медленно прогулялся по всему мостику, оставляя за собой скрипящими полами пальто брызги воды, пока не остановился у ряда окон. Там он стоял какое-то время, тяжело дыша и не глядя ни на что конкретное.

— В последний раз приказываю подать энергию в мой отсек и восстановить связь!

Ни звука, ни отклика. Было ясно, что никто, даже самый младший офицер, не намеревается подчиняться Ллойду.

Он медленно обернулся, и его взгляд упал прямо на МакФарлэйна. Ллойд тихо спросил:

— А ты, Сэм?

Очередной жестокий порыв ветра ударил в окна. МакФарлэйн, стоящий в ступоре, почувствовал, как содрогнулся воздух. На мостике наступила мёртвая тишина. Ему требовалось принять какое-то решение, и он его принял, одно из самых лёгких решений в жизни.

— Я работаю ради метеорита, — тихо сказал МакФарлэйн.

Ллойд продолжал смотреть на него чёрными, сверкающими глазами. Затем, в какой-то миг, из него будто выпустили воздух. Массивная фигура, казалось, потеряла мощь буйвола, плечи опустились, цвет с лица исчез. Он повернулся к ним спиной, помедлил, медленно вышёл с капитанского мостика и исчез за дверью.

Мгновение спустя Глинн снова склонился к чёрному компьютеру и что-то тихо проговорил человеку, сидящему за клавиатурой.

Капитан Бриттон смотрела прямо перед собой, ничем не выдавая своих чувств. Она старалась подстраивать дыхание, сердечный ритм, всё, — к пульсу корабля. Последние часы ветер постоянно набирал силу, и теперь стонал и молотом бил по кораблю. Дождь тоже усилился, крупные капли словно пули выстреливали из тумана. Panteonero был близок.

Она перенесла внимание на паутину башни, что вздымалась из трюма. Сооружение пока оставалось ниже уровня обрыва, и, однако, оно казалось завершённым. У Бриттон не было ни малейшего представления о том, каким будет следующий шаг. Незнание вызывало чувство неловкости, даже униженности. Она бросила взгляд на компьютер ЭИР и мужчину, что за ним работал. Ей казалось, на борту она знает каждого. Однако этот человек — совершеннейший незнакомец, который, судя по всему, чертовски много знает о том, как обращаться с танкером. Бриттон сжала губы ещё плотнее.

Конечно, в некоторых ситуациях ей приходилось терять власть над судном — при загрузке топлива, например, или когда на борт поднимается портовый лоцман. Но то были простые, знакомые элементы управления судном, они вырабатывались десятилетиями. А то, что произошло сейчас, таковым не являлось: это было унижением. Незнакомцы управляли загрузкой после того, как она пришвартовала корабль к берегу и оставила его под прицелом военного судна в трёх тысячах ярдов… Ещё раз она попыталась упрятать поглубже чувства гнева и боли. В конце концов, собственные чувства Бриттон не так уж важны — не в этот момент, когда она думает о том, что эсминец ждёт их там, в темноте.

Гнев и боль… Её взгляд упал на Глинна, который стоял рядом с чёрной консолью, время от времени шёпотом отдавая распоряжения оператору. Он только что унизил, даже сокрушил, самого крупного промышленника на свете, но при этом выглядел таким невзрачным, настолько обычным. Она продолжила украдкой поглядывать на него. Её гнев можно понять. Но вот боль — нечто совершенно другое. Не единожды она лежала ночью без сна, задавая себе вопрос — что происходит у него в голове, что направляет его действия? Она раздумывала, как может человек, настолько неброский физически — человек, мимо которого она могла пройти на улице, не обернувшись, — как он мог настолько живо поселиться в её воображении. Бриттон не могла понять, как он может быть настолько безжалостным, настолько дисциплинированным. Был ли у него и в самом деле план, или он просто хорошо скрывал серию адекватных реакций на нежданные события? Самые опасные люди — те, кто думает, что они всегда правы. Тем не менее, Глинн всегда оказывался прав. Казалось, он знает всё заранее, казалось, понимает каждого. Очевидно, он разобрался и в ней — по крайней мере, в профессиональной части Салли Бриттон . «Сейчас успех зависит от определённой субординации, от вашего авторитета капитана» , — сказал он. Салли поняла, что раздумывает, а знает ли он об её чувстве, когда субординация попрана, пусть даже и временно. И вообще, — волнует ли его это? Она спросила себя, какое ей дело, есть ли ему до этого дело.