Татьяна Степанова - Драконы ночи

– Шапкин это сразу за основную версию принял, причем машина должна была быть не какой-то там рыдван, а такая, на которой Мише Уткину очень захотелось бы прокатиться.

– И все же странно. Если все так, если этот тип – педофил, убивший мальчика, тогда почему же он…

– Почему не убил Настю, которая так легко ему досталась, а затеял всю эту свистопляску с рисунком?

– Вот именно, Кать?

– Вывод один – Настя по каким-то причинам ему не подошла, не понравилась. Он выбирает себе жертву среди детей весьма придирчиво. У него какие-то особенные требования, и эти требования не связаны с полом жертвы. Обычно классические маньяки действуют целенаправленно – либо-либо. А для этого пол жертвы роли не играет. В первый раз был выбран мальчик, теперь он охотится за девочкой. Возможно, его привлекает внешность или же… ну не знаю, Анфис, может быть, он успел узнать, кто их родители. Миша – сын школьного завуча, Даша – дочка состоятельной женщины, хозяйки пансионата.

– По социальному, что ли, признаку орудует? Поэтому дочь алкоголички ему не подошла, так, что ли?

– Самое главное, побывав в его машине, пообщавшись с ним, Настя осталась жива. – Катя вздохнула. – Он ее не убил, не изнасиловал. Просто с ее помощью разыграл не вполне пока понятную комбинацию с рисунком.

– Что же тут непонятного? Хотел напугать девочку и ее родных до полусмерти.

– Возможно. Классические маньяки так порой и поступают. Но всегда есть одно условие.

– Какое?

– Такая игра имеет для них смысл, если они могут наблюдать реакцию жертвы, ее испуг, в общем последствия.

– Ты хочешь сказать – он здесь, в «Далях»?!

Катя не ответила.

– Он не может быть здесь, – Анфиса покачала головой. – Не может потому, что в то утро, когда все и произошло, он был в городе, это известно со слов Насти – подъехал к ним на улице, забрал ее, матери денег сунул на пропой, потом поехал…

– К реке, на пляж, где и оставил машину, повел девочку к отелю.

– Вот! А наши все, кто подходит по приметам, были тут!

– Кто же, по-твоему, подходит по приметам?

– Тут охранников полно, обслуги – повара там, слесари-сантехники, портье, и все как раз возраста примерно среднего или даже моложе… Например, Хохлов подходит. У него машина-иномарка. И Зубалов, у них с женой тоже иномарка, они на ней и приехали. Зубалов, правда, не в бейсболке щеголяет, а в панамке английской в клеточку. Наверняка в Лондоне себе купил.

Интересно, зачем они с женой Дашу к себе в номер зазвали… Слушай, я вот что еще подумала: тот тип с машиной и в бейсболке, он, что же получается, неплохой художник?

– Судя по рисунку, да. Шапкин это особо подчеркнул.

– Ну вот и еще одна важная примета, – Анфиса посчитала по пальцам. – Все равно негусто.

– Все, кто в городе профессионально рисует, будут проверяться, возможно, уже проверяются негласно.

– Я третьего дня наблюдала, как Маруся Петровна что-то чертила на бумаге, – хмыкнула Анфиса. – Ее тоже, значит, проверят? Или только мужиков? А ты видела, как она на Настю смотрела? Как на зомби… До конца мы ее убедили, или она до сих пор не верит глазам своим, сомневается? Что она плела нам про платье розовое, помнишь? А на поверку оказалась какая-то драная розовая курточка, вся в пятнах. Вот что такое человеческое восприятие и фантазия. Видишь, и вспоминаешь, чего и не было никогда. Так, возможно, с ней и в детстве было… ну, в ту ночь… Слушай, а ты Шапкину про Марусю Петровну сказала?

– Нет.

– И правильно. Зачем? Он ее за такие показания пошлет, пожалуй. У него видок такой – посылающий далеко и надолго.

– Он, кажется, в Иду влюбился.

– Он? Этот? – Анфиса всплеснула руками. – Он что, умом тронулся? Нашел время. Вообще, откуда ты знаешь?

– Он меня просил замолвить за него словечко ей.

– И не вздумай. На черта он Идке сдался? Она вон все на иностранцев охотится. Ей такой мужик, как он, до лампы и… Слушай, а когда он опять здесь будет?

Катя пожала плечами. Ей казалось, что у Шапкина сейчас столько работы, что увидеться им в ближайшее время вряд ли суждено. Но она, как всегда, ошиблась.

Когда около девяти часов вечера под звуки джаза они с Анфисой спустились в бар, первого, кого они там увидели, был Роман Васильевич Шапкин. Он вернулся в «Дали». И вернулся совершенно преображенный – в черном костюме, в белой рубашке с небрежно завязанным «а-ля Жириновский» аляпистым галстуком. Он сидел за стойкой бара, тянул рюмку и то и дело оглядывался на дверь.

Катя (ее такая прыть и такой, как ей показалось, профессиональный пофигизм крайне покоробили: в городе ЧП, а он в баре завис!) направилась к нему. Анфиса предусмотрительно отстала, чтобы не мешать их общению на «милицейской волне».