Грег Айлс - По стопам Господа

Защищаться было нечем. Не было даже какой-нибудь железки под рукой. Ближайшее оружие – картонные папки на столе. И бежать некуда.

Время для меня остановилось. Гели плыла в пространстве, едва касаясь пола; черная пантера, идущая по следу добычи.

Я печально и ласково оглянулся на Рейчел: пусть последним, что я вижу в своей жизни, будут ее глаза.

Рейчел взяла мою руку.

И тут я заметил большую красную кнопку на панели возле ее головы. Подпись под кнопкой гласила: включение импульсного поля.

Я не задумываясь откинул прозрачный защитный колпачок и хлопнул рукой по красной кнопке.

Что было первым, не знаю: грохот выстрела или мерзкий визг Супер-МРТ. Оба звука слились. Я поднял глаза и увидел, что Гели согнулась пополам и зажимает левой рукой правую руку, с которой капает кровь. Могучие магниты сканера, словно десница Господа, вырвали пистолет из ее руки. Возможно, даже вместе с пальцем.

Ее пистолет, казалось, приклеился к металлическому корпусу аппарата. Неподалеку от пистолета висел и нож – очевидно, магнитное поле сдернуло его с пояса Гели.

Внезапно повизгивание аппарата прекратилось, пистолет и нож разом упали на пол.

Гели медленно шла на меня. В ее глазах горело яростное желание мести. Все пальцы ее правой руки были на месте, только в крови.

Инстинктивно пытаясь защитить Рейчел, я вышел из-за панели управления Супер-МРТ – врагу навстречу. Но с голыми руками и раной в плече, что я мог сделать против этой отлично обученной боевой машины? На Юнион-стейшн у меня в руках был пистолет, и Гели все равно лишь по случайности не прикончила меня!

– Зачем? – спросил я в отчаянии. – Какая вам выгода в моей смерти?

Но Гели молча, неожиданным мгновенным ударом в грудь повалила меня на пол. Еще через секунду она сидела на мне и сжимала руки на моем горле. Я чувствовал, как ее большие пальцы ищут мою трахею.

– Остановитесь! Одумайтесь! – кричала Рейчел от пульта управления Супер-МРТ. – Теперь не имеет никакого смысла убивать нас!

Я пробовал бороться, но все преимущества были на стороне Гели. Она передавила мою сонную артерию, и я начинал плыть – совсем как перед нарколептическим сном. Однако в тот самый момент, когда черная волна готова была захлестнуть меня окончательно и навсегда, чей-то невероятно пронзительный крик пробился в мое угасающее сознание. Это был крик ребенка, на глазах у которого происходит нечто совершенно ужасающее – скажем, убивают его родителей. Крик был наполнен таким страданием, что раздирал душу в самом прямом смысле, – он был физически невыносим для ушей и мозга. Этот детский протяжный вопль вернул меня в сознание – назад к свету… А когда страшный звук пропал, наступившая тишина была пуста – как необитаемая планета.

Эту оглушающую тишину нарушил голос, казалось, идущий из моего мозга, одуревшего от кислородного голодания. Этот голос не был ни мужским, ни женским. Главным в нем было почти сверхъестественное спокойствие – не отсутствие интонаций, а именно дивный покой.

– Послушайте меня, Гели, – сказал «Тринити». – Человек под вами – не тот, кого вы ненавидите. На самом деле не Теннанта вы хотите убить. Человек, которого вы действительно хотите убить, стоит за вашей спиной.

Моя шея была по-прежнему словно в тисках, однако давление не увеличивалось. Я открыл глаза. Гели надо мной оглядывалась через плечо на что-то, чего я не мог видеть.

– Кончай его! – резко приказал мужчина. – Доделывай свою работу!

Генерал Бауэр во Вместилище!

Гели повернулась ко мне. Наши глаза встретились. Руки ее все так же сдавливали мое горло, но в глазах уже не было той смертельной ярости.

– Я знаю вас, Гели, – продолжал странный полудетский-полувзрослый умиротворенный голос. – Мое сердце обливается кровью, когда я думаю о вас. Я знаю все о шраме.

Гели окаменела. Теперь ее руки просто лежали на моей шее, и я мог отдышаться.

– Слушайте, что об этом рассказывает ваш отец, Гели. Слушайте правду.

Басистый голос генерала Бауэра вдруг заполнил помещение. Но он шел не из горла генерала, стоявшего в нескольких шагах от Гели, а из динамиков "Тринити".

– Этот жуткий шрам? Я могу рассказать вам, почему она так упрямо не хочет прибегнуть к помощи пластической хирургии. Через три недели после смерти ее матери Гели взяла увольнительную и приехала домой – чтобы убить меня. Она слышала о том, как пехотинцы во Вьетнаме разделывались с ненавистными офицерами: граната в сортир, где сидит жертва, и части тела приходится вылавливать в дерьме.