– Возьмите ваш заказ, мистер, – сказал буфетчик-китаец.
– Спасибо. – Я опять повернулся к мужчинам. – Да, я терапевт.
– Разбираетесь в артритах? – спросил тот, что пониже ростом. – Доктора говорят, у меня псориатический артрит. Слышали про такую гадость?
"Ответить? – лихорадочно соображал я. – Или естественнее проявить высокомерие?"
– Говоря коротко, есть пять типов артрита, – сказал я наконец. – Одни просто неприятны, другие делают человека калекой.
– А какой противней всего?
– Артритис мутиланс.
Мужчина радостно улыбнулся.
– Значит, слава Богу, все не так плохо. У меня только с фалангами пальцев непорядок.
– А-а, периферический межфаланговый. Дайте-ка руку… Ну, ничего страшного. Бывает куда хуже.
Мужчина смущенно высвободил руку.
– Спасибо, что успокоили. Ну ладно, приятного аппетита.
– Удачи вам в «Хадасса», – сказал второй, с цепью на шее. – Вы выбрали правильное место для лечения.
Я поставил тарелки на поднос и пошел к свободному столу. Рейчел как сомнамбула следовала за мной. Я оглянулся на буфетную стойку: «близнецы» ушли, так ничего и не заказав.
– Ты отлично сыграла, – прошептал я. – Тянет на "Оскара".
– Инстинкт выживания, – отозвалась Рейчел, садясь за стол. – Есть у каждого. Ты мне это сказал, когда мы метались по Северной Каролине. Тогда я тебе не поверила.
Я взял вилку.
– Не имеет смысла себя корить. Ложь во спасение.
– У меня чувство, что они успели побеседовать с Адамом.
– Наверняка. И он, будем надеяться, рассказал им ту же историю. Если попадем в самолет без приключений, буду должен твоему другу ящик шампанского.
Рейчел устало закрыла глаза.
– Думаешь, получится?
– Надеюсь. Надо только не дергаться и в ближайшие полчаса не навредить себе.
В «Боинге-747», даром что ночной рейс, пассажиров было много. Однако нам повезло – от ближайшего соседа нас отделяли два свободных места и проход. Я старался ни с кем не встречаться глазами. Мы с Рейчел тут же накрылись одеялами.
Самолет не взлетал минут сорок, которые показались нам двумя часами. Пассажиры вокруг оживленно болтали, предвкушая посещение Святой земли. А мы с Рейчел делали вид, что спим. Наконец лайнер вырулил на взлетно-посадочную полосу и взмыл в ночное небо.
– Ну, пронесло! – прошептала Рейчел, когда колеса самолета оторвались от бетона.
Радоваться было рано: через одиннадцать часов нам предстоял пограничный контроль в Тель-Авиве. Но лиха беда начало, и я старался сосредоточиться на нашей маленькой победе.
– Камень с души, да?
Рейчел открыла глаза.
– Хочу кое-что спросить у тебя, Дэвид. – Впервые после того, как мы с ней занимались любовью, она говорила с привычной интонацией терапевта. – Мы летим в Иерусалим, и я должна наконец понять глубинные причины твоего решения. Воспринимай это как очередной сеанс психоанализа.
– Нет. Давай на равных. Хочешь, чтоб я отвечал на твои вопросы, тогда и сама отвечай, когда я спрашиваю. Не уклоняясь и честно. Отныне у нас такие отношения.
Поколебавшись, Рейчел кивнула:
– Ладно, справедливо. Итак, если верить твоим словам, ты атеист. Твоя мать сторонилась церкви, хотя верила, что есть нечто над человеком. А что твой отец? Атеист?
– Нет. Только у него была своя концепция Бога. Ему казался нелепым традиционный образ Бога, все внимание которого сосредоточено на человеке. Физики – народ скептический.
– Но он все-таки верил, что есть некое высшее существо?
Мой отец не принадлежал к людям, которые любят философствовать на отвлеченные темы, однако пару раз, на ночевках в лесу, он излагал брату и мне свое религиозное кредо.
– Теория отца была бесхитростная, но глубокая. Человека он воспринимал не как что-то особенное, отдельное от Вселенной, а как ее часть. Любил повторять: "Человек есть орган, посредством которого Вселенная осознает саму себя".
– По-моему, я где-то уже слышала эту фразу.
– Не исключено. Возможно, нынешние гуру нетрадиционалов говорят именно так. Но я слышал эту мысль от отца лет двадцать пять назад.
– Что он имел в виду?
– Отец много раз напоминал нам, что каждый атом в нашем теле был однажды частью далекой взорвавшейся звезды. Развитие идет от простого к сложному, поэтому человеческий разум есть высшая из известных ступеней эволюции. Отец говорил: ничтожный мозг лягушки в миллион раз сложнее звезды. Для него человеческий разум был первым нейроном будущей самоосознающей Вселенной. Искра во мраке, от которой возгорится пламя всевселенского разума.
Читать дальше