Грег Айлс - Смерть как сон

– На последних картинах Уитона найдены щетинки от собольих кистей?

– Да. Но мы также нашли их на картинах Смита, Гейнса и Лаво.

– А когда эти щетинки появились?

– На картинах, написанных уже здесь, – то есть сразу после появления всей четверки в Новом Орлеане.

– Выходит, раньше Уитон – я уж молчу про остальных – этими кистями не пользовался?

– Выходит, так. Мы зададим ему этот вопрос. А пока пойдем дальше. Я мог бы рассказывать вам об Уитоне еще битый час, но мне не терпится перейти к нашему следующему подозреваемому, уж больно он примечателен! – Бакстер скомандовал в трубку: – Том, давай сюда второго.

Фотография Уитона сменилась Гейнсом. Да, рожа такая, что, увидев на улице, перейдешь от греха на противоположную сторону. Какие-то безумные глаза, мятое лицо, спутанные сальные волосы, грубая щетина, да к тому же еще и сломанный когда-то нос! Я и представить себе не могла, как этот тип рисует картины, стоя перед мольбертом.

– Леон Айзек Гейнс, – объявил Бакстер. – Вместо предисловия я вам вот что скажу, ребята: если бы мне пришлось выбирать из всей четверки, я выбрал бы этого красавца. Не колеблясь. Судите сами: родители – алкоголики, а отец еще и сидел в «Синг-Синге» за совращение несовершеннолетнего.

– Мальчика? – быстро спросил Кайсер.

– Девочки.

– Какого возраста?

– Четырнадцати лет. Леон все детство и юность провел между улицей и колонией для малолетних преступников. В его раннем послужном списке значатся кража со взломом, хулиганство с нанесением телесных повреждений и так далее. Кроме того, он отбывал срок за поджог.

Кайсер удовлетворенно хмыкнул, и я знала почему. Поджог, совершенный в детстве, – один из трех классических признаков, по которым можно впоследствии вычислить маньяка. Поджог, недержание мочи и жестокость по отношению к животным. Это я хорошо запомнила, год назад проштудировав учебник по криминалистике.

– И над кошками он тоже измывался, – словно прочитав мои мысли, сообщил Бакстер. – В двенадцать лет закопал котенка в песок так, что наверху осталась одна голова, а потом проехался по этому месту газонокосилкой.

– Господи… – прошептала я.

– А как насчет энуреза? – осведомился Кайсер.

– Так глубоко мы еще не копнули. Родителей не спросишь. Обоих давно нет на свете, да я и не думаю, что его мамаша особенно озаботилась бы недержанием у сыночка. Впрочем, мы поднимем медицинские архивы в Куинсе. Для очистки совести. – Опять шуршание бумаг. – Как я уже сказал, Гейнс дважды навещал «Синг-Синг»: один раз за драку с отягчающими, второй за изнасилование.

– Хорош! – веско изрек Боулс.

– С бандитскими группировками на воле у него вроде бы связей не было, но он участвовал в бунте заключенных в «Синг-Синге». Мы сейчас пытаемся разыскать его бывших сокамерников, разослали людей во все концы, чтобы они их допросили. Примечательно, что до своей первой ходки в «Синг-Синг» в семьдесят пятом Гейнс ни разу не брал в руки кисть для рисования. Зато как взял, так уже больше и не выпускал. Его мазня произвела на начальника тюрьмы столь сильное впечатление, что тот показал ее в Нью-Йорке нескольким торговым агентам.

– И что они?

– А они начали потихоньку продавать Гейнса коллекционерам. На свою вторую ходку он пошел уже не оборванцем. Его судьба чем-то схожа с судьбой Джека Эббота. [26] Джек Эббот – американский писатель, отсидевший срок за убийство, автор нашумевшего бестселлера «Во чреве зверя: письма из тюрьмы». Во всяком случае, на тот момент он был, пожалуй, единственным обитателем «Синг-Синга», которым живо интересовалось все нью-йоркское арт-сообщество.

– Тогда-то Уитон впервые и услышал про Гейнса, не так ли? – предположил Кайсер.

– Трудно сказать. Имя Уитона в связи с нью-йоркским периодом в жизни Гейнса как раз нигде не всплывает. Уитон всегда был отшельником, чурался других художников и не входил ни в какие тусовки. А когда заболел, и вовсе замкнулся, окончательно прервав все сношения с внешним миром. Если не считать, конечно, переписки с личным агентом. В Новом Орлеане Уитона поначалу зазывали всюду – куда там! Порой он даже не удостаивал людей ответом. Ректор, кстати, не в восторге от такого поведения Уитона.

– В какой манере Гейнс пишет? Что будит его вдохновение? – спросил Кайсер.

– Начинал он, понятное дело, с тюремных сценок, а теперь рисует своих подружек. Исключительно. С кем спит, ту и пишет. Насколько нам удалось выяснить, он постоянно избивает своих женщин, и они часто меняются. И самое интересное для нас: на своих картинах он часто отображает сцены избиения. Эксперты называют его сюжеты жестокими.