Грег Айлс - Смерть как сон

– Я знаю…

– Ты вспомнил, что я рассказала Талии. Не думай об этом!

Он замер и, отдышавшись, произнес:

– Ты сама сказала, что такое не забывается.

– Я все помню, но не позволю этому взять власть надо мной. Никогда. Не бойся.

– Я не боюсь за себя. Я боюсь за тебя. Ты как бабочка в моих руках. Страшно даже дохнуть.

– Ах вот ты как!

Я обхватила его руками за бедра и с силой притянула к себе. Раз он боится, я сделаю это за него!

– А Ленц рассказывал тебе о моем романе с учителем?

– Нет. Но я просматривал его записи и кое-что там видел.

– Ленц давал тебе читать свои записи?

– Они были доступны, лежали на столе у Боулса. Я глянул, как и все.

– Любишь совать нос в чужие дела?

– Я следователь ФБР, это моя работа.

– И что ты там вычитал?

– Если поступки человека никому не приносят вреда, он вправе так поступать.

– Отлично. Так вот знай – я его любила!

– В таком случае мне жаль, что все это так закончилось.

Как ни смешно, но мы разговаривали и одновременно занимались любовью, все наращивая и наращивая – по моей инициативе – темп.

– А знаешь, что меня больше всего привлекало в тех отношениях?

– Не знаю! Что?

– Наутро я шла в школу и вместе со всеми слушала его уроки. И все слушали. Но для них он был учитель, а для меня – мой мужчина! Я сидела за партой, храня его запах, и мое тело еще помнило его ласки. Я сидела и знала, что принадлежу ему.

– Это не ты говоришь. Чтобы военный фотограф Джордан Гласс кому-то принадлежала?..

– Ты хорошо меня изучил. Да, я независима и всегда гордилась этим. Но знаешь, что я тебе сейчас скажу?

– Что ты мне сейчас скажешь?

– Тогда я хотела принадлежать ему. А теперь знаешь что?

– Что, черт возьми?!

– А теперь я хочу принадлежать тебе! Хочу носить на себе твой запах, хочу, чтобы мое тело помнило твои ласки!

– Джордан…

– Я хочу, чтобы ты сделал меня своей, как тигр, который помечает территорию, а потом покрывает на ней свою самку!

– О, Джордан…

Своей цели я достигла. Он сорвался и забыл о том, что я бабочка. Сразу и начисто. Взревев, прижал меня к себе так, что у меня перехватило дыхание. Я поймала взгляд его широко раскрытых глаз. В ту секунду, когда его наслаждение достигло пика, он отчаянно пытался объять меня взглядом и постичь мою сущность. Глупый… Во мне надо копаться годами, чтобы понять хоть что-то.

– Теперь ты знаешь? – лихорадочно, срывающимся голосом шептала я. – Ты понял меня так, как я понимаю тебя? Я давно большая девочка, Джон! И делай со мной что хочешь!

Джон врезался в меня, словно линкор на боевом ходу. Он позабыл и обо мне, и о своей ноге и подчинялся сейчас только физиологическому инстинкту. Я и не представляла, что в меня можно войти так глубоко и полно… Настольная лампа, спокойно стоявшая до этого в метре от нас, рухнула на пол. Плевать! Я вцепилась руками в матрас, и в следующее мгновение развязка пришла к нам обоим. Это было потрясение такой силы, что после него, казалось, человек не способен остаться в живых. Но на самом деле он просто рождается заново.

– Господи, Джордан…

– Да, вот именно.

– Ты волшебница…

– Не преувеличивай.

– Тебе понравилось?

– Точно так же, как и тебе. Думаешь, я всех мальчиков удостаиваю подобным обхождением?

– Не знаю.

– Теперь знаешь – никого кроме!

Он улыбнулся:

– Я люблю тебя, Джордан.

– А, не придумывай! Просто у тебя шок.

– Наверное, это шок. Такого я не испытывал с тех самых пор…

– С каких же, интересно?

Он как-то растерянно заморгал.

– Со времен Вьетнама.

Я вдруг протрезвела.

– Ты спал с вьетнамскими женщинами?

– Все с ними спали.

– И как они? Красивые?

– Не все.

– Они какие-то особенные?

– Что ты имеешь в виду? В постели?

– Да, но не только. Не знаю… Помнишь, что говорил о них де Бек? Помнишь эту его Ли? Ты влюблялся в таких, как она?

Он смотрел в потолок, но видел там явно больше, чем я.

– Многие влюблялись. А здесь принято находить этому слишком простые объяснения. Мол, все происходило потому, что там не было других женщин. Или местные были доступнее. На самом деле это не так. Я не говорю о городских девушках, которые дневали и ночевали в барах Сайгона. С ними все понятно. Я говорю о других, не успевших вкусить плодов западной цивилизации. В них не было ничего искусственного. Они были в чем-то гораздо целомудренней американок. И в то же время гораздо более открытыми. Тут не захочешь, а влюбишься. Я знал одного парня, который ради такой вот девушки дезертировал из армии.