Марк Фишер - Майами

Они выбрали один из свободных столов; тот, однако, пустовал недолго, поскольку пожилая пара, представившаяся как мистер и миссис Гувер, вскоре попросила позволения присесть. Ни журналистка, ни Люджеры не были против, что оказалось ошибкой, так как Гуверы, похвалявшиеся своим пятидесятилетним союзом, казалось, присоединились к обществу только для того, чтобы упражняться в спорах. Присутствие совершенно незнакомых людей, по-видимому, лишь стимулировало это занятие любимым «видом спорта».

«Что же происходит, когда они остаются одни, без посторонних, которые все же вынуждают их сдерживать проявление своих чувств!» – подумала Николь.

Сначала Николь с Роджером полагали, что Гуверы и Люджеры будут их единственными соседями по столику. Они посматривали друг на друга, комически поднимая брови: вечер предстоял долгий, а Гуверы, не прекращавшие пикировку с того момента, когда вошли в зал, не давали друг другу передыха, обмениваясь победоносными ударами с помощью внешне вежливых ядовитых фраз, удерживаемых до сих пор в секрете. Миссис Люджер, отпускавшая любезные реплики в первые минуты общения, очень скоро замкнулась в неприятном молчании. На речи Николь или миссис Гувер, дамы весьма внушительных габаритов, она отвечала односложно, поскольку сразу же начала завидовать той явной симпатии, которую журналистка внушала ее мужу. Она все более и более болезненно переносила общество посторонних людей, так как была на десять лет старше мужа и, кроме того, болезнь не оставляла ей никаких шансов конкурировать с юной соседкой по столику. Ох уж эти чертовы мужчины!

И все же Гуверы забавляли Николь, особенно с того момента, когда ведущий между двумя оркестровыми пьесами попросил минуту внимания, чтобы сообщить присутствующим гостям о знаменательных датах. Одна женщина отмечала свой девяносто пятый день рождения (она ходила без трости и поднялась, чтобы поприветствовать собравшихся, восхищенных ее замечательным долголетием), престарелая чета праздновала шестидесятилетие свадьбы, Гуверы – пятидесятилетие, и, хотя они не прекращали ссориться, шпыняя друг друга по поводу и без повода, они тоже встали, чтобы поприветствовать всех, и даже отважились на забавную глупость – романтический поцелуй, вызвавший нескончаемые овации зала.

Роджер, глядя на этот паноптикум, хохотал как сумасшедший, этот смех заразил и Николь. Но у нее хватило ума не обижать Гуверов, она взяла мужа за руку и увлекла танцевать, тем более что оркестр принялся оглушительно громко играть песню «Какими мы были», которая сделала знаменитой Барбру Стрейзанд.

Потребовалось несколько ностальгических мелодий, чтобы неуемная веселость Николь и Роджера поутихла.

– Нехорошо смеяться над людьми, – упрекнула Николь супруга.

– Но ты тоже смеялась.

– Ты хохотал как сумасшедший, а когда ты так смеешься, то это сильнее меня.

– А теперь, – чуть гнусаво произнес Роджер, имитируя манеру ведущего (прошло очень много времени с тех пор, как он изображал кого-то, а именно так он завоевал частичку сердца Николь), – теперь, – продолжил он, – нам хотелось бы знать, сможет ли неразлучная чета Гуверов каким-то чудом прекратить ругаться хоть на тридцать секунд? Удастся ли им поприветствовать собравшихся и поцеловаться?

У Николь от смеха слезы навернулись на глаза.

Уже давно она так не смеялась. Вместе с мужем. Или одна. Да, очень давно. Как случилось, что их брак погряз в этой удручающей монотонности? Прежде Николь и Роджер постоянно смеялись, тогда их забавляло все, так же как теперь все становилось предметом разногласий, малейшая деталь вызывала споры и бесконечные жалобы: сливки для кофе, незакрытый тюбик зубной пасты или пролитый шампунь. И чем они, в сущности, отличались от Гуверов? Мелочи быта, над которыми им следовало бы подшучивать, ныне раздражали их, более того, их значение непонятным образом разрасталось до гигантских размеров.

– Будь серьезнее, – прошептал ей на ухо супруг.

– Почему, это так забавно, – возразила Николь.

– Потому что позади нас Гуверы.

– Я тебе не верю.

Он сделал оборот, и Николь вынуждена была констатировать, что Роджер не солгал, и это рассмешило ее еще больше. Она вновь расхохоталась, да так, что искорки смеха заразили Роджера, и поскольку Гуверы недоуменно уставились прямо на них, не понимая, с чем связана эта смеховая истерика, то молодая пара предпочла покинуть площадку и вернуться за столик.

И тем не менее, осторожно отирая слезы салфеткой из опасения повредить макияж, Николь говорила себе, что, если бы не этот взрыв веселости, вечер мог бы оказаться тошнотворно скучным, ведь Гуверы были самой утомительной и брюзгливой парой, какую ей когда-либо приходилось встречать.