Нельсон Демилль - При реках Вавилонских

– И все-таки если бы ты смог добраться туда – в ту гостиницу или в музей, – это же связь с цивилизацией. Аль-Танни может оказаться там. Вдруг появится возможность взять джип. Или вдруг телефон окажется без присмотра. Что ты на это скажешь, Бен?

Добкин бросил взгляд на лежащий к югу холмистый пейзаж. Было видно, что там ведутся раскопки развалин. До ворот Иштар не менее двух километров. Вокруг холма лишь редкая цепь часовых. Все же ему хотелось бы взглянуть на окрестности еще раз при дневном свете.

– Уговорил. Играю. Но если меня схватят, то заставят сказать им все, что я знаю о расстановке сил здесь. Все начинают говорить, Яков. Ты это знаешь.

– Конечно, знаю.

– Мне нужно иметь при себе пистолет, чтобы… наверняка не попасть им в руки. Можем мы позволить себе это?

– Я так не думаю, Бен.

– И я тоже.

– Нож, – предложил Хоснер.

Добкин засмеялся:

– Знаешь, я никогда не понимал, как наши предки набирались храбрости, чтобы бросаться на свои мечи. Для этого нужны железные нервы. И должно быть, это очень, очень больно. – Он посмотрел вдаль. – Не знаю, смогу ли я сделать это.

– Ладно, – сказал Хоснер. – Попробуем расспросить нет ли у кого-нибудь лекарства, передозировка которого смертельна.

– Ценю твои старания облегчить мне самоубийство.

– Здесь более пятидесяти человек…

– Знаю. Да, я пойду. Но только после того, как осмотрюсь днем. Двинусь завтра в сумерки.

– Так долго мы можем и не продержаться.

– Ожидание хуже всего. У меня будет больше шансов на успех. Если пойду сегодня ночью, то только напрасно погибну. Этого мне не хотелось бы. Я должен справиться.

– Разумеется.

Попыхивая трубкой, к ним направлялся Исаак Берг. Он еле переставлял ноги, как человек, только что закончивший неприятную работу.

Хоснер и Добкин пошли ему навстречу.

– Заговорил?

– Все начинают говорить.

Хоснер кивнул:

– Он?..

– О нет. Жив. На самом деле мне не пришлось налегать на него слишком сильно. Парень был готов расколоться.

– Почему?

– Все они такие. Вот Добкин тебе расскажет. Да ты и сам видел в Рамле. Бравада, шок, страх. Странная смесь. – Некоторое время он задумчиво разглядывал свою трубку. – Я пообещал отправить его к приятелям.

Добкин покачал головой:

– Мы не можем. На войне свои правила. Тот, кто увидел зону обороны изнутри, не может быть отправлен обратно, пока не закончатся военные действия. Здесь эти правила действуют так же, как и везде.

– Ну что ж, – сказал Берг, – в нашем мире шпионов и секретных агентов поступают иначе. Я обещал. А ты можешь сделать исключение по медицинским показаниям. Кроме того, он не много видел. Стоит ли обрекать человека на смерть только потому, что у нас нет медицинской службы?

– Я подумаю, – пообещал Добкин.

Хоснер слушал, как они спорят. Это была не оживленная дискуссия, а всего лишь расхождение во взглядах относительно толкования правил. Берг по меньшей мере загадка, думал Хоснер. Сначала был готов замучить человека до смерти, а через минуту пытается спасти ему жизнь. А ведь если он отпустит араба к его соратникам, а те вернутся, захватят холм и возьмут в плен Берга, то уж постараются, чтобы враг умер медленно. На месте Берга, размышлял Хоснер, он бы убил парня и закопал поглубже. А Добкин – отличный солдат. Преданный, умный, даже изобретательный. Но действует строго в соответствии с уставом. Хоснеру надоел их спор.

– Все это не важно. Что он сказал?

Берг выбил трубку о каблук:

– Сказал? Он много чего сказал. Сказал, что зовут его Мухаммед Ассад и что он ашбал. Вы знаете это слово. «Тигренок» – сирота палестинец, оставшийся без семьи после войн с Израилем. Фактически их подразделение там, внизу, все состоит из ашбалов. Их растили палестинские партизанские организации. Теперь они выросли. И они не любят нас.

Добкин кивнул:

– Война оставляет свое наследство. Вот что плохо.

Он думал об этих ашбалах. Сколько он их повидал, оборванных беспризорных детей с ввалившимися глазами, рыдающих над телами родителей среди развалин арабских деревень? Война. Теперь все они выросли, эти юные жертвы. Они стали кошмаром, страшным сном, который воплощается в реальность при свете дня.

– Да, они очень не любят нас, – согласился Добкин.

– Совершенно верно, – сказал Берг. – Это опасные люди. Им внушили ненависть с того самого дня, как они научились что-то понимать. Они отвергают все обычные стандарты поведения. Ненависть к Израилю – религия их племени. – Он похлопал по карманам в поисках кисета с табаком. – Кроме того, их учили военному делу с тех пор, как они начали ходить. Это чертовски хорошо обученная группа.