Карло Лукарелли - Almost blue

– Парень? Нет, сейчас нет. Я слишком занята своей работой и… Что там такое?

Симоне так резко вскочил, что она едва удержалась на подлокотнике. Он развернулся в другую сторону, к правому сканеру. Протянул руку и крепко, до боли, вцепился Грации в плечо.

Да, приду.

Правда придешь? Не забудешь?

Да. Сегодня вечером. Альтернативный театр. О'кей.

Жужжание. Связь прервалась со щелчком, загудел, зашелестел пустой эфир. Симоне пробежался пальцами по кнопкам сканеров и выключил все, кроме правого.

Жужжание. Назойливое, зеленое жужжание.

Грация спрыгнула с кресла, прямо в белых носках протопала к дивану, где оставила куртку. Вынула из кармана сотовый, быстро-быстро набрала номер, одновременно пытаясь обуть ботинки, валявшиеся на полу.

– Алло, Матера? – чуть не проорала она, потом добавила, обращаясь к Симоне, тыча в него указательным пальцем с коротко обстриженным круглым ногтем: – Сегодня вечером мы с тобой выйдем вместе, Симо. Сегодня вечером мы пойдем развлекаться. Мы с тобой, вместе.

Под подошвами ботинок – мягкая ребристая поверхность, податливая, липкая; ниже – твердый пологий склон: резиновая дорожка на бетонном пандусе. Вокруг – свежий, вольный воздух вечера, но, едва заканчивается подъем, в лицо бьет тяжелая, горячая струя: входная дверь, распахнутая передо мной на вершине пандуса. Внутри, пока еще приглушенное, забитое рокотом машин за моей спиной и голосом (снизу слева: «У тебя есть пропуск, Арчи? Нужно платить десять тысяч»), – далекое дуновение саксофона: Альтернативный театр на улице Ирнерио.

Ощупываю ногой поверхность: снова грубый бетон – и носком ботинка обнаруживаю препятствие: ступеньку. При таких дверях всегда бывает ступенька, но Грация ее не замечает и спотыкается. Хватается за мою руку, чтобы не упасть, шепчет:

– Извини, – а потом: – Пошли, там нас ждет Матера.

Внутри пахнет дымом, дымом сухим и дымом сладким. Пахнет теплом, пыльным бетоном, сырой штукатуркой; от едкого запаха краски свербит в носу. Пахнет бумагой. Провожу кончиками пальцев по стене и чувствую гладкую мягкую поверхность обоев. Запах вина. Горький запах пива. Мощный, животный, грязный запах прямо подо мной. Я дергаю за руку Грацию, которая ведет меня.

– Что такое? Вот дерьмо… чуть не наступила на спящего пса. Тут такая темень, что ты, похоже, ориентируешься лучше меня.

Натыкаюсь на что-то твердое. Кладу руку, чувствую гладкую мокрую поверхность с закругленным краем. Запах вина. Горький запах пива. Стойка бара.

– Добрый вечер, синьор Мартини. – Хриплый голос Одышливого, сладковатый запах старого табака, которым обдает меня его дыхание. Рука ложится на мое плечо, но голос отклоняется в сторону. Он все время шепчет, но я его слышу.

– Подкрепления не будет, инспектор.

– Господи, Матера!

– Вы знаете, где мы с вами сейчас? Вы знаете, почему это место называют Альтернативным театром? Потому что это самовольно занятый район, им управляют независимые. Комиссар говорит, что не станет посылать сюда полицейских, – стоит им показаться, как начнется светопреставление.

– Какого хрена, Матера! Ведь Игуана здесь!

– Комиссар говорит – нужно еще убедиться, существует ли он в самом деле, этот Игуана. Так что никакого подкрепления. Только вы, я и Саррина, он уже в зале, сразу за занавеской.

Грация сжимает мне руку, почти тычется губами в ухо, и я втягиваю голову в плечи из-за охватившей меня дрожи, а она говорит со мной и решительно толкает к грубому, густому запаху ткани, который обволакивает все более близкие звуки саксофона.

– Не бойся, – шепчет она, – сейчас мы поищем парня в наушниках, потом я подведу тебя поближе, и Саррина заставит его заговорить. Если ты его опознаешь, если это и есть наш человек с зеленым голосом, мы с Матерой его арестуем и уведем. Будь спокоен. Опасности никакой нет. Тебя он даже и не заметит. Главное – найти парня в наушниках, и тогда… вот дерьмо!

Грация опустила руку, и занавеска, отделявшая театральный зал от бара, хлестнула ее по щеке. Она заморгала, стараясь как можно быстрее привыкнуть к темноте, но их уже разглядеть успела. По меньшей мере троих, под синей лампочкой у пожарного выхода справа. Еще один прислонился к стене слева, едва различимый в свете, что просачивался из приоткрытой двери туалета, и две девицы у стойки билетерши, под красной лампочкой. И позади, в баре: один оперся спиной о стену, оклеенную афишами, в пальцах – толстый косяк; другой присел на корточки под надписью, выведенной спрей-краской, и гладит пса. Все с наушниками, на шее или в руках: тонкие перемычки, сами наушники круглые, длинный перекрученный провод болтается просто так или сунут в карман.