– Ты помнишь, как ловил такси? Как ехал в Коннектикут?
– Я не помню ничего.
– А твое последнее четкое воспоминание о том вечере? Расскажи-ка еще раз.
– Я провел с Лейлой несколько часов. Она была в истерике. Обвиняла меня снова и снова, будто я изменяю ей.
– А ты – изменял?
– Нет.
– Тогда с чего такие обвинения?
– Лейла была… очень не уверенной в себе. Ее отношения с мужчинами всегда складывались неудачно. И она убедила себя, будто нельзя доверять ни одному. Мне казалось, я сумел излечить ее от этого комплекса. Но изредка на нее вновь нападала бешеная ревность.
Сцена у нее в квартире. Лейла налетала на него, царапала ему лицо, бросала сумасбродные обвинения. Его руки на ее запястьях, обуздывающие ее. Что он испытывал? Гнев. Ярость. И отвращение.
– Ты пытался снова отдать ее обручальное кольцо?
– Да. Но она отказывалась брать.
– Что случилось потом?
– Позвонила Элизабет. Лейла рыдала в трубку, кричала на меня, чтобы я убирался. Я велел ей положить трубку. Хотел разобраться до конца, понять, что вызвало припадок. Но увидел, что затея безнадежна, и ушел. У себя я, по-моему, сменил рубашку. Попробовал дозвониться Крейгу. Помню, как выходил из своей квартиры. А потом – все стерлось, пока на следующий день я не проснулся в Коннектикуте.
– Тедди, надеюсь, ты понимаешь, что сделает прокурор с такой историей? Тебе известно, сколько имеется прецедентов, когда в припадке ярости люди убивали, а потом у них случалась амнезия? Они вырубались? Как твой адвокат, я обязан предупредить тебя, твоя история с запашком! Не годится для защиты. Конечно, если бы не Элизабет Ланж… тогда никакой проблемы. Черт, да само обвинение просто не возникло бы. Эту так называемую очевидицу я бы в капусту порубил. Психически больная. Самая настоящая. Но если Элизабет присягает, что ты находился в квартире Лейлы, ругался с ней в девять тридцать… душевнобольной начинают верить, когда она утверждает, что собственными глазами видела, как в девять тридцать одну ты сбросил Лейлу с балкона.
– И что же нам делать? – спросил Крейг.
– Рискнем, – отозвался Бартлетт. – Тед соглашается с версией Элизабет. Да, он вспомнил, что действительно снова поднялся наверх. Лейла все еще была в истерике. Она швырнула трубку и бросилась на балкон. Все, кто сидел в «Элайне» в тот вечер, могут дать свидетельские показания насчет ее эмоционального состояния. Даже ее сестра признает, что в ресторане Лейла много пила. Она переживала из-за своей карьеры. Решила порвать с Тедом. Ей представилось – жизнь зашла в тупик, рухнула. Не первая в подобной ситуации прыгает с балкона.
Тед сморгнул. Прыгает… Господи, неужели все юристы такие бездушные? Снова всплыл образ покалеченного тела Лейлы, яркая полицейская фотография. Он взмок.
Но в глазах Крейга засветилась надежда.
– А что? Пожалуй, сработает. Свидетельница видела, как Тед пытался удержать Лейлу, а когда Лейла все-таки упала, отключился. На него нашло затмение. Вот и объяснение, почему он бессвязно говорил в такси.
Тед смотрел на океан. Тот лежал на редкость спокойный, но Тед знал: скоро взревет прилив. Затишье перед бурей, подумал он. Бестолковую ведем дискуссию. Через девять дней я буду стоять в зале суда. «Штат Нью-Йорк против Эндрю Эдварда Винтерса Третьего».
– В твоем варианте зияет огромная прореха, – бесстрастно бросил он. – Если я признаюсь, что вернулся в квартиру и был на балконе с Лейлой, я сам суну голову в петлю. Стоит присяжным решить, что я не спасал, а сталкивал, и меня признают виновным в убийстве второй степени.
– На этот риск нам придется пойти.
Подойдя к столу, Тед стал бросать открытые папки в дипломат Бартлетта, с улыбкой отнюдь не приятной.
– Не уверен. Надо найти версию понадежнее. Во что бы то ни стало. В тюрьму я не сяду! Ни за что!
– До чего ж хорошо! – шумно выдохнула Мин. – Лучше рук ни у одной нашей массажистки нет, клянусь.
Хельмут, нагнувшись, поцеловал ее в щеку.
– Liebchen, мне нравится дотрагиваться до тебя. Пусть только ради того, чтобы принести облегчение твоим плечикам.
Они были у себя в квартире, занимавшей весь третий этаж главного особняка. Мин в свободном кимоно сидела за туалетным столиком перед зеркалом. Она вынула шпильки из тяжелых волос цвета воронова крыла, и те свободно спадали ей на плечи. Ну и вид у нее сегодня – не реклама для курорта.
Круги под глазами – сколько уже времени она не красит глаза? Лет пять? Трудно смириться с возрастом, ей уже пятьдесят девять. Но до прошлого года никто не давал ей больше сорока девяти. Никто.
Читать дальше