Клиффорд Ирвинг - Следствие защиты

Такой работой Уоррен занимался в течение двух лет. Это была борьба за выживание. Ни разу ему не пришлось принять участие в каком-нибудь судебном процессе: все дела были связаны с досудебным улаживанием конфликтов. Однажды Уоррен нечаянно подслушал, как адвокат-поденщик говорил судье: – Заплатите мне триста долларов, и я заставлю этого парня признать себя виновным, – причем проделаю это так, что комар носу не подточит, – в противном случае за сто пятьдесят долларов вы получите уже совсем другого обвиняемого, который попросту пошлет к черту вашу книжку с приговорами. А заодно и вас, ваша честь!

Уоррен проводил свои дни, торгуясь, словно лавочник с североамериканского базара. Он вел дела пьяных водителей, бродяг, наркоманов и мелких перекупщиков краденого – всяческого отребья улиц и гетто. Суд был переполнен делами, назначенными к слушанию, – приговоры выносились моментально, нередко механически заученные наизусть. Большая часть речей каменнолицих судей порождалась памятью компьютеров. Обвинители были бесстрастны и амбициозны. Милосердие требовало времени. А как раз его-то ни у кого и не было.

Случались дни, когда Уоррену хотелось от отчаянья разбить кулаки о стены судебных залов. Я адвокат по уголовным делам, с горечью думал он. Только здесь я могу блистать и именно такую работу больше всего люблю. И ради такого сукина сына, как Верджил Фрир, я от всего этого отказался. Уоррен стал подавленным, угрюмым. Его лицо постепенно начало утрачивать свойственную ему свежесть молодости.

Однако по-прежнему в своих грезах наяву, подобно любовнику, чья равнодушная возлюбленная страшно далека от него, Уоррен продолжал лелеять тайную мысль, что, если он будет усердно и хорошо работать, то каким-нибудь образом все равно пробьет себе дорогу туда, где находился прежде, – до того, как солгал, чтобы спасти своего клиента, который ныне отбывал тридцатилетний срок в Хантсвилле за вооруженное ограбление и покушение на жизнь полицейского и чьи неряшливые, вздорные, узкоглазые дети, которых так жалел Уоррен, были выброшены на общую мусорную свалку жизни. Если я проживу достаточно долго, подумал Уоррен с вновь нахлынувшими на него чувствами оскорбленного достоинства и стыда, настанет день, когда я отправлюсь хлопотать и за них.

Дождь стучал по крыше, молнии прочерчивали линию горизонта. После каждой вспышки они оставляли струю разогретого воздуха, который следовал за ними мощным ударом грома. Чарм Блакборн негромко вскрикнула, и это разбудило Уоррена, который шепотом начал успокаивать ее, нежно поглаживая, пока она не затихла в беспокойном, тревожном сне. Циферблат часов показывал 3.30 утра, 19 мая 1989 года. Какое-то время Уоррен прислушивался к шуму дождя и диким завываниям ветра.

В шесть часов внезапно включились спринклеры на газонах, раскинув дуги водяных брызг над и без того промокшей травой. Уоррен снова проснулся, на этот раз с эрекцией, которую он отнес за счет присутствия жены на его половине кровати. Обычно Чарм обнималась с пуховой подушкой подальше от него, на своей половине, поскольку костистые формы, которыми отличалось тело мужа, мешали ей спать. Однако в то утро Чарм лежала рядом, плотно прижавшись грудью к его лопаткам и дыша прямо ему в ухо. Такую непривычную “близость” Уоррен приписал последствиям бури и всем тем не имеющим названия страхам, которые она порождает в людях, чьи жизненные основания недостаточно прочны.

Повернувшись к жене, он шепотом произнес ее имя. Чарм приоткрыла сонные глаза, похожие сейчас на маленькие щелочки, однако высунула руку из-под одеяла и выразительно покрутила пальцем перед носом Уоррена. Это был тот самый жест, которому она выучилась в Сан-Мигель-де-Альенде, чтобы отгонять уличных мальчишек, когда те начинали выпрашивать песо. Дети сразу же отступали. Затем Чарм, как правило, говорила: “О Господи, как же я могла так поступить?” – и бежала за ними, чтобы втиснуть монеты в их потные ладони.

– Сколько времени? – прошептала она.

– Четверть седьмого.

Чарм отвернулась и включила кондиционер над головой.

Облака умчались на запад, и на газоне зачирикали птицы. Выскользнув из постели, Уоррен обнял Уби, свою подагрическую бронзово-золотистую охотничью собаку, спавшую на коврике у кровати, после чего быстро натянул на себя серый спортивный костюм.

Вместе с Уби, радостно ковылявшей и пыхтевшей сбоку, Уоррен минут двадцать побегал трусцой по Брейс-Байю. Вернувшись домой, он принял душ, сварил кофе и запил им целую миску мюсли [3] Мюсли – сбалансированная смесь кукурузных и овсяных хлопьев с орехами, семечками и сухофруктами, которую заливают водой или молоком. , а потом съел банан, который сорвал у пруда.