Клиффорд Ирвинг - Следствие защиты

Однако, будучи студентом-старшекурсником, в колледже он выбрал для себя факультативные курсы по музыке и философии, мог цитировать наизусть Шекспира и Эмерсона и гораздо чаще прослушивал магнитофонные записи Верди, чем Мерла Хаггарда. Путешествуя по Европе летом, после окончания университета, он несколько раз слушал оперу в Ковент-Гарден, а в Париже подружился с молодым голландским художником, который водил его по Лувру до тех пор, пока у Уоррена всерьез не заныли ноги. Вернувшись в Хьюстон, в школу юристов, он приобрел абонемент в “Элли-Сиэтэ”, а в 1980, в первый год своей адвокатской практики, выписал ради общего образования журналы сельскохозяйственной ассоциации и Лиги защиты животных.

С Чармиан Элен Кимбал он познакомился на берегу пруда, у “Шамрок-хилтон”, в один из сентябрьских воскресных дней, ему было тогда двадцать шесть лет. Он был в авиаторских очках и подрезанных до колен “левайзах” [11] От “Levi's” – известной фирмы, выпускающей джинсы (англ.). , а минут через пять лихо зажег спичку о ноготь большого пальца. Чарм тогда только закончила Пенсильванский университет по специальности “журналистика” – стройная юная блондинка с серьезными голубыми глазами и сильным красивым голосом. Ее отчим, бостонский биржевой брокер, перевез семью в Хьюстон, когда на “Галерее” открылось отделение его фирмы. Чарм отстояла свое право вернуться на Восток для учебы в колледже, а затем провести свой предпоследний перед выпуском год в Париже. Ей даже и в голову не приходила такая нелепая идея, как выйти замуж за техасца.

В тот же вечер Уоррен пригласил ее на ужин в хороший французский ресторан, где вдруг заявил:

– Неплохо. Но если Господь не захотел, чтобы при каждой трапезе мы ели камни, то с какой стати он одарил нас подливкой?

– О, ради Бога! – воскликнула Чарм. – Как ты ухитряешься быть одновременно и адвокатом и деревенщиной?

– Послушай! Я езжу на учебу на “харлее”, и при этом я знаю, где Джонни Кэш отбывал свой срок, – но так же делает и мой отец, а он судья.

В Уоррене чувствовалась какая-то основательность, одаренность. Он умел рассмешить Чарм Кимбал, и он коснулся каких-то струн, запрятанных в глубине ее души. Она выросла в семье, где брак между родителями рано распался, а отец и мать Уоррена прожили вместе тридцать пять лет. Уоррен обитал в холостяцкой квартире-студии в конце Германн-парка; и именно там через несколько недель знакомства они с Чарм стали любовниками. Она тогда первый год работала телерепортером.

– Это может показаться потрясающе забавным, – объясняла она однажды декабрьским вечером, прижимаясь в постели к Уоррену, – но несколько дней назад я брала интервью у женщины, которая облила двух своих детей бензином и подожгла спичкой…

Чарм яростно потрясла головой, чтобы прогнать от себя возникший образ.

– Приходится выглядеть чертовски серьезной, пока ты, как сумасшедшая, стрекочешь в микрофон. Нет времени, чтобы постараться понять, что же чувствуют люди на самом деле.

– А ты попробуй, – убеждающе сказал Уоррен. – И когда я увижу тебя на экране, это будет заметно.

– Я хорошая или за моей внешностью скрывается пустота?

– Ты хорошая. В тебе чувствуется личность.

Пока он утешал ее, она всплакнула, поняв, что для Уоррена любовь – это прежде всего поддержка и восхищение. В его любви она почувствовала силу, на которую могла опереться.

К тому времени две замужние сестры Уоррена обосновались вместе со своими мужьями и детьми в Южной Калифорнии, Джин-Максимум умер от сердечного приступа, а мать снова вышла замуж и переехала в Даллас. Уоррен взял Чарм на каникулы в Эспен, где они катались на лыжах. Он ощущал внутреннюю потребность в друге, и через год после встречи они поженились, сыграв свадьбу в “Шамроке”.

В течение всего лета перед свадьбой они обсуждали вопрос о том, где им лучше поселиться.

– Я скучаю по востоку, – с грустью сказала Чарм, намекая на суетливость бостонцев и несносность жителей Нью-Йорка, – наблюдение, основанное вовсе не на народной метафоре. Хьюстон казался ей дружелюбным, неторопливым, тихим. Уоррен пожал плечами и заметил:

– Может быть, но первое, что бросилось мне в глаза по выходе из самолета, – кислое выражение на лицах жителей. Это должно сказаться и на тебе.

Они решили остановиться на Хьюстоне, где Уоррен начал делать себе имя, как молодой адвокат по уголовным делам и где она и он объединили свои капиталы для покупки дома на Брейс-Байю. Уоррен избавился от своей холостяцкой привычки оставлять в раковине грязную посуду. Он бросил курить, потому что Чарм не курила и ее беспокоило, что это делает он. Уоррен нежно любил свою юную жену за ее дотошный ум и стремление к женской независимости.