Клиффорд Ирвинг - Следствие защиты

Уоррен не стал оправдываться, что он тоже звонил, но телефон был занят. Это казалось ему чересчур неубедительным.

– Ты выбрала неудачное время, Чарм.

– Я это знаю, – мягко сказала она. – Прости, но я подумала, что мы могли бы переговорить быстро, во время ленча. Мне самой необходимо через час быть в студии. Можешь ты уделить мне время?

Уоррена охватили сомнения. В общем-то, он сказал Джонни Фей все, что намеревался сказать. После полудня ей предстояло подвергнуться перекрестному допросу. Уоррену нужно было время, чтобы обдумать все пробелы в ее истории, вычислить, в каком месте мог прорваться Альтшулер, пытаясь разорвать всю сотканную ею ткань трагических событий. Это было явно неподходящее время для визита, для неприятного разговора. Какая-то его часть хотела сказать Чарм: “Поди прочь!” Другая же хотела совершенно обратного. И еще Уоррен должен был испытывать чувство благодарности к жене – именно она указала ему на ту синюю царапину на “мерседесе” Джонни Фей, хотя Уоррен и не знал, каким способом он мог бы отблагодарить Чарм.

Рик, сидевший по другую сторону стола защиты, откашлялся:

– Я пойду с нашей клиенткой. Нет проблем!

Джонни Фей улыбнулась Уоррену:

– Со мной все в порядке. Возьмите вашу жену на ленч.

Когда они вышли из зала суда, толпа репортеров набросилась на них, словно пехотный полк, занимающий отвоеванную деревню. Однако Уоррен почти грубо пробился сквозь них, бросив через плечо:

– В настоящий момент никаких комментариев. Когда процесс закончится, тогда я и буду разговаривать.

Ведя Чарм за локоть, он скрылся вместе с нею за спасительной дверью лифта. Локоть ее был достаточно твердым и вполне материальным, но в тусклом свете мчавшейся вниз кабины Уоррен чувствовал себя так, будто находился рядом с призраком.

Уоррен знал, что был человеком слабым. Ему следовало бы ответить “нет”. Он больше не хотел выслушивать никаких обвинений, никаких новых подробностей ее любовного романа или же вступать с нею в дебаты по поводу раздела имущества. Чарм могла бы написать ему письмо, могла послать Артура Франклина для переговоров.

Ощущение, что он не устоял перед нажимом, было странным и незнакомым. Хотя нет, осознал Уоррен, наоборот, очень старым. Это было чувство, с которым он жил все три последние года после истории с Верджилом Фриром. Но за это время он отказался от такого чувства, загнал его в самые глубины своего существа, где оно продолжало саднить. Он убеждал и себя и Чарм в том, что это не так. Снова он справился с этим чувством. Но все же, по-видимому, Чарм ему убедить не удалось, – в конечном итоге нет. Она умела видеть насквозь: через его отрицания, через его смущение и его скуку. Однако помочь Уоррену она не могла, да он и сам не был в состоянии себе помочь или же просто недостаточно хотел этого. Как странно было теперь увидеть все это так отчетливо. Под той же самой оболочкой скрывалось новое понимание, новое представление. Уоррен был уже не тем человеком, каким он являлся до встречи с Верджилом Фриром. Тот, прежний Уоррен, считал, что в людских судьбах есть определенная логика, что если ты сказал “а”, то за ним непременно последует “б”. Если ты усердно и творчески работаешь над чем-то, доставляющим тебе удовольствие, – ты обязательно добьешься успеха. Если ты женился по любви, будучи от природы человеком добрым, то впереди тебя ждет счастье. Если ты воспитал детей в строгости и постоянной заботе о них, – они вырастут хорошими людьми, и ты сможешь ими гордиться. К сожалению, жизнь вовсе не такова. Уоррен был наивным – ребенок в сером костюме адвоката. Жизнь – это непрерывная борьба с невидимыми и неопределенными врагами. Твоя собственная наивность – это тоже один из твоих врагов. Ты вынужден бороться с нею, импровизировать и следить за тем, чтобы тебе не нанесли удара в спину. Постарайся видеть вещи ясно, даже если от этого тебе хочется завыть.

Уоррен повел Чарм в маленький греческий ресторан. Поблизости от здания суда существовали другие места, где кухня была получше, но в тех ресторанах всегда было полно народу, там вечно стоял шум от гомона адвокатов и судебного персонала, и те места мало подходили для того, чтобы туда можно было прийти с женой, которая находилась с вами в разводе и теперь желала поговорить. По пути Уоррен вкратце рассказал, как идет дело, и Чарм, шедшая рядом с ним, слушала с явным интересом, хотя по большей части молчала. В греческом ресторане были пластиковые скатерти и тонкие, кривые вилки. Столик, за который они сели, покачивался из стороны в сторону, пока Уоррен не подложил под одну из ножек сложенную в несколько раз салфетку. Он заказал кока-колу и салат, а Чарм что-то такое, чего он не мог выговорить.