Дмитрий Сафонов - Метро

Он растерялся. Такого с ней никогда еще не было. Она побледнела той мертвенной бледностью, которая бывает только у гипсовых статуй, и стала холодной, как мрамор. Денис видел, как двигаются и подрагивают глаза под прикрытыми веками. Посиневшие губы раскрылись, словно для нежного поцелуя. Но она почти не дышала.

– Помогите! – тихо сказал Денис, будто Алиса спала, а он боялся ее разбудить.

Ее губы слегка дрогнули.

– Помогите! – повторил он громче и, уже не сдерживаясь, заорал: – Помогите!!!

Несчастная собачонка, совершенно потерявшая голову от того, что здесь происходит, бегала по платформе и заливалась громким лаем.

Доктор восемнадцатого экипажа бежал последним. Он отставал, и всему виной был этот злосчастный чемоданчик.

Угловатый ящик больно бил по ногам; наверное, правое бедро у него уже все было в синяках, но не мог же он его бросить.

Док остановился всего лишь на несколько секунд, чтобы перевести дыхание.

Сердце тяжелым упругим молотом колотило изнутри в ребра, легкие грозили вывернуться наизнанку, а в голове гудело, словно он пару раундов отстоял на ринге против Майка Тайсона.

Док сделал несколько глубоких вздохов. Водитель перед ним замедлил бег, обернулся и махнул рукой. Док кивнул – сейчас! Сейчас, еще немного…

Удивительно, но старший тоже как-то почувствовал остановку. В сумраке тоннеля (аварийное освещение кое-как разгоняло темноту) док увидел, как командир остановился и достал из нагрудного кармана куртки рацию.

Он упер левую руку в колено, а правую, с рацией, поднес к лицу.

– Мы идем… – отрывисто сказал он. И услышал ответ.

– Ждем. Давайте скорее.

Старший кивнул, словно собеседник мог его видеть, и убрал рацию обратно в карман. Сейчас его движения были нарочито неторопливыми; он медлил, потому что знал, как много могут значить несколько секунд передышки.

Старший мотнул головой, показывая вперед. «Пошли!»

Док подхватил чемоданчик и вдруг… замер на месте.

– Эй! – Он поднял вверх указательный палец, призывая товарищей прислушаться.

– Что там? – начал водитель, но док зашипел на него.

– Тихо! Слышишь?

– Что? – переспросил водитель, но объяснений и не требовалось.

Откуда-то издалека, будто из глубины земли, доносился тонкий собачий лай. Это было совершенно неожиданно и непонятно: откуда в метро могла взяться собака?

Впрочем, самым странным было даже не это. Не сама собака, а то, что она осталась под землей. Собаки не бросают своих хозяев, чаще бывает наоборот. И если псина сумела выбраться из разбитого поезда, то почему она не побежала (или не поплыла) дальше? Почему она осталась там ?

Все трое переглянулись, подумав об одном и том же. Старший колебался: в конце концов, обычная собака… Что с нее взять? Надо бежать дальше, поскорее убираться отсюда.

Все это легко прочитывалось в его глазах, тем не менее все трое по-прежнему стояли, затаив дыхание, чутко ловя каждый звук.

Док закрыл глаза; он отключил все прочие органы чувств и полностью обратился в слух. Правой рукой он держал чемоданчик, а левую сложил в горсть и поднес к уху. Внезапно он вздрогнул и открыл глаза.

– Там человек! – сказал он и пристально посмотрел на старшего.

Старший пожал плечами; он не слышал ничего. Может быть, какое-то легкое, едва уловимое движение воздуха, но не человеческий голос.

Водитель посмотрел сначала на командира, потом на дока и покачал головой.

Они не двинулись с места: два мнения перевешивали одно, и цена ошибки была слишком велика. Но они и не побежали дальше, давая призрачному голосу последний шанс на спасение.

И он этим шансом воспользовался. Правда, док был готов поклясться, что это другой голос, не мужской, а женский, и кричал он не «Помогите!», а что-то неразборчивое – на одной высокой ноте, но уверенность в том, что он не ошибся, только окрепла.

Теперь командир и водитель тоже это слышали. Старший снова достал рацию:

– Внимание всем! Восемнадцатый экипаж! В перегонном тоннеле слышны человеческие голоса. Возвращаемся.

Он знал, что стоит вернуться немного назад, и связь прервется. И еще он знал, что там действительно есть люди.

Константинов обнаружил, что ползет прямо к краю платформы – туда, где плескалась черная вода. Тяжелые шаги за спиной раздавались все ближе и ближе. Константинов не оборачивался, но он физически ощущал, что Гарин уже совсем рядом. Еще до того, как цепкие пальцы схватили его за шиворот, он сжался в комок и закрыл голову руками.