Сергей Сергеев - Миллионер

На улице было сухо и тепло. Ничто не предвещало наступления зимы. Это поражало Максимова, ибо еще пять лет назад, до его отъезда в Лондон, в ноябре в Москве уже вовсю трещали морозы и улицы были засыпаны снегом.

Максимов сделал зарядку и принял контрастный душ. Растер до красноты мускулистое тело жестким полотенцем. Выпил чашку крепкого кофе и съел два бутерброда с сыром. За годы жизни в британской столице он так и не привык к овсянке и терпеть не мог яичницу с жирной ветчиной.

Екатерина еще спала. Накануне она ходила с подругой в театр, а потом засиделась в кафе. Кажется, они еще заглянули в ночной клуб. Домой она вернулась поздно и «на большом позитиве».

«Пусть развлечется, привыкнет к Москве – хандра сама пройдет». Максимов полностью доверял жене, полагая, что на измену она не способна. Если ей надоест совместная жизнь, она скажет об этом открыто и ее уже не удержишь. А подозревать друг друга, ревновать – зачем? Ничего это не изменит.

Беспокоило другое. Екатерина привыкла много работать, всегда была общительной и активной. Даже когда на несколько месяцев она попала в Лондоне в категорию безработных и пребывала в постоянных поисках, то не сидела сложа руки, а стала выпекать на дому вкусное печенье «а-ля рюс», которое продавала через Интернет и знакомых менеджеров в ресторанах. Правда, подобный побочный заработок, который бы считался нормальным среди американцев, не всегда встречал понимание в среде чопорных британских клерков, но Екатерине было на это ровным счетом наплевать. Она показала, что русская женщина умеет быть практичной и не боится никакой работы. В конечном итоге это только укрепило ее репутацию. И вдруг – депрессия, слезы, разочарования. А как же знаменитое «И дым Отечества нам сладок и приятен»?

«Ладно, пройдет», – успокаивал себя Максимов.

Он еще раз заглянул в спальню, достал из шкафа одежду и стал одеваться в гостиной, чтобы не разбудить Екатерину.

Для первого дня работы в «Интер-Полюсе» он выбрал самый консервативный из своих костюмов – темно-синий в еле заметную узкую полоску, сорочку в стиле «Оксфорд» голубоватого цвета, галстук «Данхилл».

Посмотрев на себя в зеркало, Максимов остался доволен: строго, но с оттенком демократизма и академичности – мыслящий руководитель, который больше всего ценит знания и уважает людей.

Он долго держал в руках платок для кармашка на пиджаке и потом все же отложил его в сторону. В Москве воспринимают эту деталь как признак несерьезности или принадлежности к западному сообществу. В любом случае она увеличивает дистанцию в общении.

До приезда машины, которую обещали прислать из компании, еще оставалось время, и Максимов вышел прогуляться по утреннему Арбату. Было темновато и безлюдно. В легкой дымке вырисовывался памятник Булату Окуджаве – сгорбившаяся, как от боли, и одновременно лихая в своем изломе фигура поэта рождала грусть. Дворники подметали асфальт. В запотевших витринах кафе отражались не выключенные с ночи уличные фонари.

Максимов обернулся и заметил остановившуюся у подъезда черную «Ауди-6», на которой его уже возили по городу. Он подошел к автомобилю, открыл дверцу и ловко устроился на заднем сиденье, поздоровавшись со знакомым водителем.

До «Интер-Полюса» доехали минут за двадцать. В эти ранние часы у здания было много рабочих, которыми руководили инженеры из всемирно известной французской строительной корпорации. Один из них увлеченно, словно в парижском зале «Олимпия», лирично и с душевным надрывом пел: «Tombe la neige...» [1]

Максимову показалось, что это ему снится.

Он протер глаза и подумал: «Сумасшедший дом».

Москва, 1995 год, сентябрь

– Ну и где же ваша хваленая стабилизация? Дунуло холодным ветерком, даже не ветром, а так – сквознячком, и вся ваша банковская система чуть не развалилась как карточный домик! – Фурнье был возмущен и бранных слов не жалел.

Только что в августе – роковом для России месяце – случился банковский мини-кризис. Кто-то задолжал, не отдал вовремя кредит, а тот, кому не отдали, в свою очередь, подставил другой банк, и оказалось, что свободных денег в банковской системе попросту нет. Еле удалось остановить панику вкладчиков, а иначе случился бы «эффект домино» – массовые банкротства банков, предприятий, а затем и полный коллапс. И все это – от небольшого по масштабам финансового сбоя.

Победителей, конечно, не судят, но они чуть-чуть не оказались проигравшими, а этих судят или попросту убивают, причем с превеликим удовольствием.