Питер Джеймс - Прыжок над пропастью

Улыбка на лице Росса увяла. Он сел на стул.

– Два гола! – Глаза его больше не искрились радостью. Он похлопал Алека по голове, повторил: – Просто здорово! – Затем ушел в свой кабинет и, против обыкновения, не сняв пиджак, сел в кожаное регулируемое кресло «Паркер Нолл». Опустил спинку в крайнее лежачее положение, поднял подножку и закрыл глаза.

Вера наблюдала за мужем. Он страдает – но ей отчего-то нисколько не жаль его. Хотя… какая-то часть ее по-прежнему хочет, чтобы между ними все стало так, как раньше, правда, теперь больше ради Алека, чем ради нее самой.

– Умерла. Вот дрянь, не ожидал от нее такой подлости!

– От кого? – спокойно уточнила Вера. – От пациентки?

– От нее, чтоб ее… Черт ее дернул сдохнуть прямо на столе, во время операции!

– Что с ней случилось?

– Аллергия на наркоз. Уже второй случай за год… Господи!

– Анестезиолог тот же самый – Томми?

– Нет, Томми не было. Я работал без анестезиолога. Подумаешь, операция пустяковая – коррекция крыльев носа. Ее делают под местным наркозом; для этого анестезиолог не требуется… Дай, пожалуйста, сигару.

Вера пошла в столовую, извлекла из специальной коробки с увлажнителем «Монтекристо» номер 3, аккуратно отрезала кончик – так, как любил Росс, – и, вернувшись в кабинет, подала мужу сигару и зажигалку «Дюпон»; закуривая, он повертел сигару над пламенем, втягивая в себя дым, чтобы табак загорелся со всех сторон. Потом он выпустил струю дыма в потолок.

– А ты как сегодня? – спросил Росс, не открывая глаз.

– Все нормально. Хорошо, – сдержанно ответила она, хотя ее так и подмывало сказать: «Паршиво, как всегда».

Он кивнул и, помолчав несколько минут, заявил:

– Я люблю тебя, Вера. Без тебя я не смог бы жить. Ты ведь знаешь?

«Да, знаю, – подумала она. – Вот в том-то и проблема».

Мальчик стоял в переулке; вдали от уличного фонаря было совсем темно. Теплая сентябрьская ночь; у него над головой слабо мерцает тусклая лампочка; ее свет едва проникает за занавески открытого окна.

Услышав рев мотора, мальчик вжался в стену. Завизжали тормоза; машина проехала мимо. Где-то гремело радио; он уловил слова новой песни, «Лав ми ду». В ноздри ударила вонь из стоящих рядом мусорных баков. Мальчик сморщился.

Легкий ветерок раздувал занавески; слабые отблески света плясали на боковой стене дома, где не было окон. Невдалеке залаяла собака, потом наступила тишина. И тогда он услышал женский голос:

– О да… Господи, да! Сильнее, трахни меня сильнее, о боже, о да, да, да!

В правой руке мальчик сжимал тяжелую прямоугольную канистру с бензином, закрытую круглым колпачком, с тонкой металлической ручкой, которая больно резала ладонь. На канистре было выбито: «Шелл ойл». От нее пахло машинным маслом. Там было почти пять литров бензина, которые он нацедил из бака отцовского «морриса».

В кармане у мальчика был спрятан коробок спичек.

В сердце полыхала ненависть.

Между ног было скользко от семенной жидкости Росса. Вера лежала тихо, слушая, как он мочится в туалете. Из-за раздернутых штор пробивается серый свет; силуэты берез на горизонте окружены пышной зеленой листвой. Радиочасы бормочут новости, но она едва разбирает слова. Опять убитые в Косове… Потом – проверка точного времени: 6.25; среда, 12 мая.

Вера потянулась за контейнером, где в растворе плавали ее контактные линзы; отвернула крышку. Через двадцать минут пора будить Алека, кормить его, отправлять в школу, а потом?..

Тошнота, отравлявшая ей жизнь уже несколько дней, сегодня усилилась. Вдруг Веру передернуло.

Неужели беременность?

О боже! Только не это!

Через год после рождения Алека они попытались завести второго ребенка, но ничего не получилось. Еще год спустя Росс заставил ее сдать анализы, но оказалось, что у нее все в порядке. Видимо, проблема была в нем, но он не желал в это верить и, нагрубив, отказался пойти к специалисту.

Сначала отказ мужа обследоваться злил Веру, но постепенно она поняла, что отсутствие второго ребенка – благо для нее. Она до смерти любит Алека, но с ним бывает трудно, а ее силы на исходе. Неизвестно, как она справилась бы еще с одним ребенком.

И потом, Вера понимала: она не разводится с мужем в основном потому, что не мыслит жизни без Алека. Если она уйдет – при ее депрессии Росс ни за что не позволит ей забрать сына; да и сама она, одна, в ее теперешнем состоянии вряд ли справится с мальчиком. Росс любит сына; в этом не может быть никаких сомнений. Но в то же время он оказывает на Алека определенное влияние. Алек носит в себе гены Росса, и тут ничего не поделаешь. Остается надеяться лишь на то, что любовь и ласка помогут вызвать к жизни положительные черты, которые мальчик унаследовал от отца, и уберут все плохое.