Питер Джеймс - За сумеречным порогом

После завтрака, состоящего из мюсли, низкокалорийного йогурта, яблочного сока и чая, Кэт бегло просмотрела «Индепендент» и проверила телепрограмму – нет ли там чего-нибудь, что следовало бы записать, а потом занялась почтой.

Пришло письмо от матери, напоминание о взносах от Гринписа и открытка с почтовым штемпелем Турции от подруги из «Бирмингемского курьера». Мать писала раз в неделю, Кэт отвечала ей примерно раз в месяц, а возможно, и еще реже, о чем время от времени та ей напоминала, и раз в неделю они разговаривали по телефону, обычно днем по воскресеньям, когда Кэт по тем или иным причинам находилась не в лучшем настроении.

С тех пор как мать уехала, они сблизились, будто стали единой грешной частью семьи, в то время как отец и Дара были мистером и мисс Совершенство.

Мать звонила прошлым вечером. У нее все было прекрасно, казалось, она смирилась наконец и перестала винить себя в том, что оставила отца Кэт и уже в немолодые годы поменяла образ жизни. Кэт беспокоило, как бы мать не оказалась отрезанной – кризис в Заливе углублялся, и, если весь мир окажется вовлеченным в эту войну, выезд из Гонконга станет невозможным.

Мать сказала Кэт: она рада, что дочь уехала из Бирмингема, маленькие города, такие как Брайтон, куда безопаснее.

Вскоре мать поймет, как сильно она ошиблась.

Образы приходили и уходили. Харви Суайр слышал клацанье педалей своего велосипеда, визг тормозов, крик женщины сквозь ветровое стекло автомобиля. Крик врезался в темноту, поглотил ее, она превратилась в ровный неяркий свет. Харви все еще кричал, когда открыл глаза.

Появилось изображение лица, как смутный оттиск на еще не совсем проявленной пленке поляроида. Девушка, ненамного старше его, довольно хорошенькая, с крошечным вздернутым носиком, как у Анджи, но слишком строгая на вид – должна быть, оттого, что волосы ее были туго стянуты сзади.

– Все в порядке, – сказала она. – Все о'кей. – Голос был успокаивающий, нежный. Лицо ее появилось в фокусе: рот несколько раз подряд изменил форму, и он услышал, как кто-то рядом произносит какие-то слова. Потом он понял, что эти два явления взаимосвязаны, но звук и изображение, как иногда на кинопленке, не совпадали.

Он в замешательстве попытался поднять руки к ушам, будто для того, чтобы настроить звук, но его левая рука осталась неподвижной, а грудь, казалось, была закована в железо. Он увидел над собой свою руку – белое расплывчатое пятно. Голос продолжал звучать:

– …долгое время. А теперь? Лучше… мы?.. Спать?..

Девушка напоминала Анджи. Разозлившуюся Анджи, которая отталкивала его руки и быстро-быстро била его по щеке. Анджи, которая в гневе ударила его по лицу, в настоящем гневе, на этот раз она не притворялась. Тогда он схватил ее, крепко схватил.

Лицо его горело. Но Анджи исчезла, пощечину дал кто-то другой, тот, кого здесь не было. Ему казалось, что его щеки набиты ватой, а он выглядывает из темной пещеры за ними. Лицо опять было не в фокусе, но через некоторое время снова появилось в поле зрения. Кто-то маячил за ней – пожилой мужчина с седыми волосами в красном халате; он кашлял:

– Шок… жив… посчастливилось… велосипед…

Харви глупо улыбнулся распухшими губами. Ему виделся автомобиль, лицо женщины сквозь ветровое стекло. Он несется, огибая дом, догоняя Дейкра, выезжает прямо перед машиной. Потом летит по воздуху. Висит в воздухе…

Холодные водовороты вихрились внутри его, он покрылся ледяным потом и сглотнул. По глазам девушки он видел, что она заметила происшедшую в нем перемену, почувствовала его тревогу.

– Все хорошо, – сказала она. – Все будет в порядке.

Теперь Харви различал ее лучше, видел ее груди, колыхавшиеся под халатом, и неожиданно в нем возникло желание, но тут же потухло и ушло. Он вдруг испуганно вздрогнул: ему показалось, что он умер.

– Где я? – спросил он.

На девушке был белый халат. На одном лацкане висели на короткой цепочке часы, на другом – приколотый на булавку значок с напечатанным на нем именем. Антея Барлоу.

– …в порядке… побольше спать… от этого… – Голос девушки звучал несинхронно, это дезориентировало Харви, усилило его страхи. Мертв. Я – мертв. Его начала бить дрожь.

Она склонилась к нему, ее лицо таяло, с него, как растаявший воск, капали капли. Харви съежился, снова вскрикнул, но девушка все приближалась, она собиралась расплавиться вместе с ним, растопить его. Тупой укол в руку: казалось, рука распухает, на мгновение он почувствовал, какими толстыми стали пальцы; на него навалился приступ тошноты.