Кристин Керделлян - Тайные врата

– Сад вроде Версаля не вполне сад, месье Баретт: это палимпсест! [4] Палимпсест – греч. palimpseston (biblion), вновь соскобленная (книга) – в древности и раннем Средневековье рукопись, писанная на пергаменте по смытому или соскобленному тексту. – продолжил он, сделав несколько шагов к Зеленому ковру. – Версаль – нечто вроде пергамента, на котором, как бы это выразить поточнее, образовались следы различных действий. В начале от работы садовника Людовика Тринадцатого, затем – Ленотра [5] Ленотр, Андре (12.3.1613 – 15.9.1700) – французский архитектор-паркостроитель. Сын главного садовника Тюильри Ж. Ленотра. С 1657 г. «генеральный контролер строений» Людовика XIV. С 1653 руководил работами в парке Во-ле-Виконт, в 1660-х – в королевских парках Сен-Жермен, Фонтенбло, Шантийи, Сен-Клу, Тюильри (Париж). В 1662, будучи в Англии, составил проекты Сент-Джеймс-парка (в Лондоне) и Гринвичского парка. Автор парков Версаля. при Людовике Четырнадцатом, они самые важные. И, наконец, его последователей: Ардуэна-Мансара, разумеется, но и после него садовники Людовика Пятнадцатого, Людовика Шестнадцатого, ну и Наполеона. Здесь все хотели отметиться!

К чему он клонит? Как это связано с «горбами»? Догадываясь, что я озадачен, он закатал рукава свитера и вытянул руку, указывая куда-то в сторону Зеленого ковра.

– Вот, видите там статую и вазу?

– А… да…

– Что вы видите между ними? Аллею, так?

– Так.

– Так вот же! Один из «горбов». В эпоху Людовика Четырнадцатого и Ленотра начало аллеи всегда обрамлялось двумя статуями. А не вазой и статуей! Сначала аллея находилась вообще выше, понимаете, между двумя статуями, вон там, где сегодня ничего нет!

– Может, кто-то просто переставил статуи.

Леру посмотрел на меня внимательно, очевидно, удивленный скоростью моего мышления.

– Никаких статуй здесь никуда не передвигали. Перенесли аллею.

Я решил ему подыграть.

– Простите, но я все еще не понимаю. Кто перенес аллеи? И зачем?

– Видите ли, в эпоху Людовика Шестнадцатого любили длинные диагонали. Поэтому они растянули боскеты Людовика Четырнадцатого, отодвинули аллеи, изменили перспективы… Посмотрите на боскет Дофина, например. Когда Ленотр устраивал его в тысяча шестьсот шестьдесят четвертом году, он назывался Северным боскетом. В тысяча шестьсот шестьдесят девятом году его переименовали в боскет Дофина. Спустя еще сто лет Людовик Шестнадцатый заставил его вообще перенести, чтобы открыть перспективу. После этого его назвали Северными Шахматами, садовники были вынуждены рисовать вместо аллеи нечто вроде штыка, короткий разрыв, и появился еще один «горб».

Я ничего не понимал.

– Но, в конце-то концов, он же существует, боскет Дофина! Вон он, я отлично его знаю! – ответил я, показывая вправо.

– Да, но только потому, что в две тысячи первом году Шахматы снова переделали в боскет Дофина…

Я сел на край бассейна в замешательстве от всей галиматьи, которую обрушил на меня Леру. В чем смысл всего этого? Станет ли ландшафтный дизайнер, даже очень страстный, тратить время на бесполезную работу? Может, во всем этом кроется некий тайный смысл – намного более важный, чем составление плана садов, хоть и более точного, чем предшествующие.

Наконец я спросил:

– А что вы хотите доказать в конце концов, после всех замеров?

Леру пристально посмотрел на меня.

– Доказать? В Версале нужно доказать еще множество вещей, месье Баретт! Множество вещей, которых мы не знаем. Версаль полон загадок.

Он остановился, чтобы оценить впечатление, произведенное его речью. Его многозначительный вид вывел меня из себя.

– Загадки Версаля! Смешно! – воскликнул я, поворачиваясь к дворцу. – Скажите еще, что это вы их открыли! Архивы Версаля ломятся от диссертаций, посвященных загадкам Версаля. Интернет ими кишит!

– Интернет! Интернет! Ничего, кроме Интернета! Есть вещи, которые компьютер не увидит.

Это всего лишь вопрос времени, чуть не ответил я.

Но Леру продолжал:

– Вон там, видите, северный фасад дворца?

– Около спальни королевы?

– Да. Прежде там была лестница. Ее снесли в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, во время земляных работ перед встречей Большой семерки. До того она была под землей. Ни один историк, ни один исследователь не подозревал о ее существовании. Кроме меня. И еще моего преподавателя, директора школы ландшафтных архитекторов. Он и показал мне тринадцать «горбов» Версаля. С помощью обычной записной книжки и рулетки он выяснил, что на этом северном фасаде должна быть лестница, шестиугольная лестница. Без компьютера, месье Баретт. И без ученой степени. Наверное, поэтому никто не хотел ему верить… Вот так-то. – Леру перехватил мой недоверчивый взгляд и продолжил, все более вдохновляясь: – А фасады! Я уверен, вы никогда ничего не замечали! Отсюда не видно. Но я измерил. Длина Южной галереи, справа от вас, шестьдесят два метра с половиной. Северной – пятьдесят девять метров двадцать девять сантиметров! Откуда такая разница, знаете? Ведь нет? Ответа на этот вопрос в Интернете не найдешь!