Патрисия Корнуэлл - Хищник

– Он был помечен карандашными крестиками, – добавила Скарпетта. – Библия же – 1756 года.

– Откуда у них такая древность?

– Других старых книг в доме не было. Во всяком случае, так утверждает детектив Вагнер. Ты ее не знаешь. Прихожане их церкви сказали, что никогда не видели у них этой Библии.

– Отпечатки пальцев снимали? Генетическую экспертизу проводили?

– На Библии нет никаких отпечатков и следов ДНК.

– Есть какие-нибудь версии, что с ними могло произойти? – продолжал допытываться Бентон, словно она прилетела сюда с единственной целью поговорить с ним о работе.

– Практически нет, – сухо произнесла она.

Ее собственные проблемы его, похоже, не интересуют.

– А может быть, это убийство?

– У нас прорва материала. Лабораторию мы загрузили пол завязку. Я обнаружила отпечаток уха на раздвижной двери в спальне. Кто-то прижимался ухом к стеклу.

– Возможно, один из мальчиков?

– Вовсе нет! – отрезала Скарпетта, злясь все больше. – У нас есть образцы их генетического материала с одежды, зубных щеток, баночки с лекарствами.

– Я лично считаю отпечатки ушей не слишком надежными вещественными доказательствами. Из-за них осудили не одного невиновного.

– Как и полиграф, это одно из средств установить истину, – резко бросила Скарпетта.

– Не хочу спорить с тобой, Кей.

– С отпечатков ушей мы взяли образцы ДНК, точно так же, как и с отпечатков пальцев. Никому из тех, кто жил в доме, они не принадлежат. В банке данных мы тоже ничего не нашли. Я попросила коллег из Центра геномного импринтинга в Саратоге сделать анализ для определения пола, наследственных особенностей и расовой принадлежности. Но это потребует много времени. Это не то, что сравнивать чье-то ухо с отпечатком.

Бентон промолчал.

– У тебя в доме есть какая-нибудь еда? И потом я хочу выпить. Наплевать, что сейчас день. Нам есть о чем поговорить, кроме работы. Я прилетела сюда в буран не для того, чтобы обсуждать производственные проблемы.

– Нет еще никакого бурана, – мрачно заметил Бентон. – Но будет.

Она стала смотреть в окно. Они подъезжали к Кембриджу.

– Еды у меня дома достаточно, – тихо произнес Бентон. – И выпивка на любой вкус.

Он добавил что-то еще. Но она не была уверена, что расслышала его правильно. Не может быть, чтобы он это сказал.

– Прости, что ты сказал? – настороженно переспросила она.

– Если ты хочешь от меня уйти, скажи это сейчас.

– Если я хочу уйти? – изумленно переспросила она. – Ты это серьезно, Бентон? Почему мы должны расставаться, вместо того чтобы вместе обсудить проблему?

– Я просто предоставляю тебе такую возможность.

– Я в этом не нуждаюсь.

– Я вовсе не имел в виду, что тебе для этого требуется мое разрешение. Мне просто не совсем понятно, как мы можем продолжать наши отношения, если ты мне не доверяешь.

– Возможно, ты прав, – пробормотала Скарпетта, с трудом сдерживая слезы.

Отвернувшись, она стала смотреть на падающий снег.

– Значит, ты мне действительно не доверяешь.

– А что, если я и вправду уйду от тебя?

– Я буду очень переживать, но постараюсь тебя понять. Люси имеет право на конфиденциальность, причем по закону. Мне стало известно о ее опухоли только потому, что она попросила обследовать ее в Маклейне, чтобы никто ничего не узнал. В другие больницы она обращаться не хотела. Ты же знаешь, какая она. Особенно в последнее время.

– Теперь я ничего не знаю.

– Кей, она не хотела заводить историю болезни. Сейчас ведь невозможно ничего сохранить в тайне, особенно после выхода Закона о патриотизме.

– Здесь мне нечего возразить.

– Теперь федералы могут контролировать все наши медицинские документы, рецепты, банковские счета, покупки, личную жизнь, и все это делается под видом борьбы с терроризмом. Ты же знаешь, что она была связана с ФБР. Теперь она боится, что они что-нибудь раскопают и натравят на нее Внутреннюю налоговую службу, запретят летать, обвинят в инсайдерской торговле, обольют грязью в газетах, да мало ли что еще.

– Но ты же тоже на них работал.

Бентон пожал плечами. За окном по-прежнему кружился снег.

– А что они могут мне сделать? Только зря время потеряют. Меня гораздо больше беспокоит этот тип, разгуливающий с ружьем, которое голливудская полиция должна была изъять или уничтожить.

– А как же лекарства, которые ей прописали? Как быть с ними, если она так опасается огласки?

– Ничего удивительного, что Люси боится. Она же не слепая. Они могут добраться до чего угодно, если захотят. Даже если для этого потребуется распоряжение суда. Как ты думаешь, что происходит, когда ФБР хочет получить такое распоряжение у судьи, который, как тебе известно, назначается властями штата и который прекрасно понимает, что его отказ сотрудничать может иметь очень неприятные последствия. Могу назвать тебе пятьдесят способов выколотить из него это распоряжение.