Вячеслав Корнич - Лунная Дева

— Да, Жанна Викентьевна, ещё со школы, — ответила Татьяна, обходя зал мастерской.

Из трёх комнат «сталинки» после перепланировки получилась довольно таки просторное помещение с высокими потолками и достаточным количеством естественного освещения. Татьяна уже бывала здесь, но всякий раз ощущала в этом зале что-то вроде благоговейного трепета. Сама атмосфера располагала к этому, ведь здесь зарождался дух творческих замыслов, где хозяйничали мольберты с незаконченными полотнами, художественные ящички, пеналы, палитры и кисти, где витали ни с чем несравнимые запахи лаков, грунтов и красок.

— Танечка, тогда у меня будет к вам большая просьба — вы просто обязаны поговорить со Светланой и передать ей мою обеспокоенность. Валерочка всю прошлую ночь провёл здесь, спал на этой неудобной кушетке, возможно, даже без белья, как какой-то бездомный собачонок. Куда же это годно?! Неужели у него нет своего дома? Очень обидно за него. Вы, Танечка, обязательно должны повлиять на Светлану.

— Это не совсем моё дело, но я попробую, — пообещала женщине Татьяна, прекрасно понимая, что разговаривать со Светой всё равно придётся. — Жанна Викентьевна, а вы давно знаете Валеру?

— А с того самого дня, когда он купил эту квартиру. С тех пор я пристально слежу за успехами Валерочки и очень горжусь за него, он очень, очень талантливый художник и прекрасной души человек.

— Да, Жанна Викентьевна, я полностью с вами согласна, он такой, — вполне искренне сказала Татьяна.

Минут через пятнадцать неравнодушная соседка выговорилась и удалилась к себе. Проводив женщину, Татьяна направилась в самый конец зала, где за высокой ширмой находилась картина Полянского, но дойти не успела, зазвонил дверной звонок. Татьяна вернулась и отворила двери.

— Вы? А где дядя Валера? — раздался подростковый голосок одного из учеников Полянского.

Татьяна совсем забыла, что Валера в свободное время занимается живописью с ребятишками, не за деньги, а так, для души.

— Тебя, кажется, Димой зовут? — вспомнила Татьяна.

— Да. А вас тётя Таня?

— Молодец, не забыл. Только, пожалуйста, не называй меня тётей, рано мне ещё тётей быть, лучше Татьяной или просто — Таней. Хорошо, Дим?

— Ладно.

— Ты проходи, Дима. К сожалению, дяди Валеры нет, он на выставке и боюсь, что будет только вечером. А ты по какому вопросу?

— Да я этюд принёс показать, вчера заходил к нему домой, а тётя Света сказала, что он здесь больше не живёт… Они что поссорились?

— Ну, это она погорячилась, у взрослых такое бывает, помирятся.

— Знаю, мои родоки тоже разбегались, и сейчас ссорятся…

— Всякое, Дима, в жизни бывает, и у меня с родителями тоже было… ты не суди их. А когда вырастешь и женишься — будь мудрее.

— Не-е, я жениться не буду, насмотрелся уже, лучше одному.

— А ты не зарекайся, — блеснули смешливые искорки в глазах Татьяны, — вот встретишь однажды ту свою единственную девушку, твою самую — самую близкую половинку и полюбишь её до безумия и она тебя тоже… Что тогда делать будешь?

— Ну-у… я не знаю… там видно будет, — немного растерялся парень.

— Ах, даже так! — рассмеялась Татьяна, игриво взъерошив волосы паренька. — Ишь ты, видно будет ему! Гляди, не прогадай своё счастье.

— А вы, тё… Таня, женаты? — полюбопытствовал Дима, даже не озаботившись о своей взлохмаченной голове.

— Вообще-то, Дима, женщины выходят замуж, а мужчины женятся. А я пока не замужем.

— Почему? Вы же такая красивая…

— Здесь дело не в красоте, Дима, а как раз в том самом единственном… я его ещё не встретила.

— А-а… А если я в вас влюблюсь, ну, когда вырасту? — осмелел парень.

— Дим, я уже старенькая буду для тебя.

— Да ну… вы никогда старенькой не будете, вы же такая…

— Спасибо, мой кавалер, мне приятно слышать такие комплименты, — польстила парнишке Татьяна.

Чувствовалось, что Татьяна взаправду нравится подростку, да и темы они затрагивали очень интересные, поэтому он не спешил уходить. С сегодняшнего дня поклонников у неё явно прибавилось. Они ещё немного поболтали о всяких разных взрослых вещах, и Дима нехотя засобирался домой. Закрыв за пареньком дверь, Татьяна невольно улыбнулась и повторила попытку добраться до картины. В отличие от незаконченных работ на неё была наброшена плотная светло-коричневая ткань, вернее всего, когда-то служившая портьерой. Стрелки на настенных часах ритмично отбивали всё новые и новые секунды, но девушка не спешила открывать картину, что-то удерживало её, вероятно, слишком близки были воспоминания того злополучного вечера. Мысли вновь путались в голове Татьяны, никак не желая ей подчиняться, а ей нужна была ясная голова. Сейчас она уже сознательно хотела проникнуть в зазеркалье картины и вынести оттуда всё самое ценное, всё, что ей будет позволено вынести и в первую очередь навсегда запомнить ту путеводную мелодию. Татьяна даже топнула ногой, разозлившись на себя за безволие и это подействовало. Её несговорчивый ум даже оторопел от такого властного обращения с ним и опасливо затаился в молчании, пытаясь угадать, что же произойдёт дальше.