Вячеслав Корнич - Лунная Дева

Татьяна с детства знала этот старый парк и очень-очень любила его. Она ничем не отличала его от людей и даже считала своим тайным другом, с ним можно было вместе погрустить и поделиться самым сокровенным. Татьяне не просто казалось, она знала, что парк чувствует её настроение, слышит её мысли, понимает её. Эти незримые знаки понимания были слышны и видны лишь ей одной.

После работы ей совершенно не хотелось идти домой, с книгой образовался какой-то застой, и она без раздумий отправилась сюда в надежде разобраться со своими мыслями. Как обычно у входа в парк она остановилась (это уже стало своеобразным ритуалом) и про себя произнесла:

«Здравствуй, милый. Как поживаешь? Не скучал без меня? А я скучала… очень скучала. Ты стал таким красивым и таким загадочным. Нет, извини, ты всегда красив в любое время года… Позволь мне войти как другу и храни меня».

Теперь Татьяна могла смело идти дальше, зная, что будет желанным гостем. На центральной аллее людей было больше обычного. Мамы с колясками, выгуливавшие своих маленьких чад, бабушки, зорко присматривавшие за внуками, влюблённые парочки и просто прохожие — с жадностью ловили эти последние солнечные деньки, понимая, что скоро здесь всё изменится и станет уже не так. Это угадывалось по их лицам.

Татьяна свернула на малолюдную узкую аллейку и неспешно побрела вглубь парка, упиваясь запахом опавшей листвы. Она любила осень, особенно эту её пору, когда краски набирали особую яркость и будоражили чувства своими сказочными контрастами, а непередаваемые запахи увядания кружили голову. Под её ногами шуршала листва, а мимо проплывали багряные рябинки вперемешку с вечнозелёными сосенками и пожелтевшими берёзками, навевая на неё лёгкую грусть и одновременно приятный трепет. Ещё совсем недавно едва появившаяся желтизна так напоминала ей тонкие седые пряди в человеческих волосах, но теперь всё стало иначе, осень уже безраздельно властвовала в природе. В первые минуты ей совершенно не хотелось ни о чём думать, мысли куда-то исчезли, позволяя душе на какое-то время насладиться свободой. Чтобы не спугнуть это невесомое состояние она даже отключила мобильник. Но затишье оказалось недолгим. Первые мысли коснулись её книги, вернее, некоторых затруднений, связанных с перевоплощением придуманных ею героев. Татьяна уже почти неделю билась с этой проблемой, но пока не в свою пользу, что-то постоянно мешало ей, не давало сконцентрироваться на сюжете. Потом она вспомнила о недавних выходных. События того вечера проносились в её голове почти не задерживаясь, и даже излишняя болтливость Светланы уже не занимала внимание девушки. На свою подругу она уже давно не обижалась по-настоящему, многое ей прощая. Татьяна не раз задумывалась о том, что же связывало их дружбу, ведь они были такими разными. Может, это и связывало, разные характеры нередко как магнитики тянутся друг к другу, давая своей противоположности то, что ей не хватает. Вот только Светкины слова насчёт мужа и детей до сих пор ютились в ближних уголках её памяти, время от времени напоминая о себе. Как любая нормальная женщина она хотела иметь семью и не раз представляла себя в этой роли. Она представляла, как носит под сердцем своего малыша, разговаривает с ним, делится своими самыми сокровенными мыслями, своей неистраченной любовью. Татьяна часто видела это в своих мечтах, но почему-то никак не могла увидеть в них отца своего ребёнка, того единственного, с которым она без раздумий связала бы свою жизнь. Вадим был вполне нормальным человеком, даже интересным в общении, не без юмора и как оказалось с пониманием. Но именно такая оценка его качеств и настораживала девушку. Когда Татьяна начинала оценивать мужчину, ей становилось понятно, что это не тот человек, который нужен ей, своего мужчину она бы узнала сразу, сердце бы ёкнуло, подсказало. Поэтому с близкими отношениями она никогда не спешила, ей не хотелось пускать в своё сердце посторонних людей. Тем более, что горький опыт у неё уже был. Но это стало лишь прелюдией к воспоминаниям. Сейчас она хотела сконцентрироваться на том, о чём невольно думала последние дни, не решалась признаться себе в том. Возможно, она боялась разочарований, боялась обмануться, или не желала своими умозаключениями вторгаться в те необъяснимые ощущения, чтобы не нарушить с ними хрупкую связь. То, что она ощутила во время сна, и позже на берегу озера — не умещалось ни в какие разумные рамки, а больше походило на какую-то мистику. В своей книге Татьяна пыталась описать нечто подобное, но чтобы столкнуться с этим воочию, самой… нет, о таком она даже и не помышляла. Уже сейчас, анализируя свои ощущения, она вдруг поняла, что пробудивший её взгляд был ей знаком, если не сказать больше, потому-то она и не испугалась. Но она никак не могла вспомнить глядевшего на неё, его образ почему-то размывался, и все её старания восстановить его в памяти оканчивались ничем. А потом эти осторожные прикосновения и нахлынувшее тепло, в котором было столько бережности, столько нежности… нет, это невозможно было передать словами, не умолив того, что она чувствовала в те минуты. Все её мысленные потуги здесь заканчивались, не в силах понять и объяснить необъяснимое.