Рут Ренделл - Ротвейлер

– Что-что? Помыть фургон? – спросил Кифер так, словно Анвар предложил ему принять ванну или устроиться на серьезную работу.

– Да, помыть. Помой его дважды, и немедленно.

Анвар сунул ему в руку десятифунтовую купюру.

Александр оставил Джереми на Стар-стрит, а сам отправился на Оксфорд-стрит, купить подарок для матери. На следующей неделе у нее день рождения, но и без этого он всегда дарил ей что-нибудь, когда приходил в гости. Он купил плеер и пятьдесят новых дисков ее любимой музыки. Подарок был слишком тяжелым, чтобы нести в руках, и он заказал доставку. А потом нужно будет отвезти его в машине. В понедельник – праздник, и можно спокойно припарковать машину неподалеку от дома. Джереми избегал показывать машину соседям, придется и на этот раз спрятать ее. Разобравшись с главным подарком, он купил большую коробку шоколадных трюфелей, шампанское «Круг», зеленую орхидею в керамическом горшке и флакон духов «Булгари».

Продолжая размышлять, почему Джереми убивал девушек, Александр хмыкнул, вспомнив, что специалисты в таких делах обычно считают, будто убийцы мстят матерям, которые были слишком требовательны и деспотичны с ними в детстве. Но он очень любил свою мать. Она, возможно, единственный человек на свете, которого он действительно любил. Родители ладили друг с другом, но оба были слабохарактерными. Он, единственный ребенок, с одиннадцати лет взял на себя многие домашние дела, с которыми справлялся блестяще, потом поступил в частную школу, сдав экзамен, позволивший ему учиться за минимальную плату. Сначала родители беззаветно любили его, потом просто боготворили. Не будь у них такого сына, после смерти отца мать сошла бы с ума от горя. Но с ней остался этот идеальный мальчик, любящий гений, который помогал ей и многое взял на себя, а когда начал жить отдельно – все равно давал ей советы и помогал.

Ошибки, которые он допускал в карьере и повседневной жизни, – а она и не считала их за ошибки, – не могли омрачить его прекрасный образ в ее глазах. Она находила для него оправдания лучше, чем он сам, а после никогда не вспоминала о его промахах. Мать всегда умела оценить его успехи в делах и работе. Она не подружилась ни с его женой, ни с девушкой, потому что ей казалось, что они недостаточно хороши для него. Она никогда не спрашивала его, когда он женится снова, и не советовала остепениться.

Она всегда очень ждала его визитов, элегантно принимала подарки, обычно изящно восклицала, что ему не следовало так тратиться, но она рада, что он все же это сделал. Еще у нее была хорошая и не свойственная многим людям привычка постоянно возвращаться к подаренным ей цветам, шоколаду или духам со словами: «Ну разве не прелесть!» «Какой у тебя прекрасный вкус!» Только однажды в жизни она сказала нечто для него неприятное, когда с нежностью вспомнила скобку для исправления прикуса, которую ему надели позже, чем другим детям. Воспоминание, которое у других не вызывает никаких ужасных чувств, вдруг оказалось для него настолько неприятным, что он запретил матери впредь упоминать о скобке. Она покраснела, извинилась, и с тех пор никогда не заговаривала об этом.

Иногда она пыталась угадать, как он проводил время: просторный офис, секретарша, вечеринки, приемы, спектакли, визиты к портному, на ипподром в Аскот или, в особых случаях, на Праздник цветов в Челси. Эти размышления вызывали у него снисходительную улыбку, когда он сравнивал ее фантазии с реальностью, с шатанием по улицам и с безумным желанием, которое его охватывало…

По непонятным причинам, когда он находился в этой деревенской идиллии, в прелестном маленьком домике матери и слушал ее милую болтовню, он особенно часто думал о девушках, которых убил и убьет в будущем. Почему? Мать не терпела даже разговоров об убийстве, не смотрела криминальных и документальных фильмов по телевизору, не держала в доме детективных романов. А он думал обо всем этом, сидя рядом с ней. С ней, с которой он ни за что не заговорил бы о том, что на прошлой неделе исчезла Джеки Миллер, и никто до сих пор ее не нашел. Произнеси он это имя вслух, мать мгновенно побледнела бы и задрожала. Но почему же он все время вспоминает, как убил эту девушку? Зачем он убил ее и остальных? Зачем ему это было нужно?

Может, потому, что они не похожи на его мать, не соответствуют ее образу? Но ей уже шестьдесят восемь, а все девушки молодые. И почему же тогда ему не хотелось убить Инес Ферри или одну соседку, живущую неподалеку, с которой он ни разу не заговаривал? Однажды он спросил мать, была ли у него в детстве няня или другая молодая девушка, которая присматривала за ним, когда родители уходили.