Рут Ренделл - Ротвейлер

Он увидел золотые буквы названия, но, даже не читая, покачал головой, бормоча: «Нет, спасибо». Однако слишком поздно. Она нажала на флакончик, несмотря на его поднятые в протесте руки. Эффект оказался чуть ли не катастрофическим. Джереми отшатнулся от этого запаха, почувствовал, как земля уходит у него из-под ног, как все его тело затрясло. Он выкрикнул что-то невнятное. А после этого провалился сквозь пол, словно тот был сделан из липкого желе. Стены зашатались, и он потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то лежал на каких-то самодельных носилках, и его выносили из зала магазина. Не открывая глаз и не шевелясь, он притворился, будто все еще без сознания. Ему не хотелось ни с кем объясняться, отвечать на вопросы, он предпочел бы полностью уйти из жизни, отдохнуть на том свете.

Но, как и вчера, у него не было выбора. Носилки опустили. Он с трудом сел, осмотрелся, понял, что его принесли в чей-то кабинет. Над ним склонился мужчина, спросил, не позвать ли врача. Джереми сказал, что доктора не нужно. Солгал, что у него легкая форма эпилепсии, просто в таких людных местах припадков еще ни разу не случалось. Он в порядке и сейчас пойдет домой. В этот момент продавщица принесла ему стакан воды, и он жадно выпил воду, внезапно почувствовав сильную жажду.

– Я искал, – сказал он, – духи «Турмалин».

– Нет ничего проще, – и женщина принесла ему красную коробочку с названием, написанным золотыми буквами.

Джереми заплатил за духи и позволил персоналу вызвать такси. Сидя в машине, он не мог оторвать глаз от надписи: «Спасибо, что не курите в салоне». Спасибо, что не курите в салоне. Он не мог остановиться, все повторял эту фразу про себя, пока не сказал вслух, выходя из машины.

– Спасибо, что не курите… Ой, извините, я хотел спросить, сколько с меня?

Мужчина подозрительно на него посмотрел, возможно, из-за этой фразы, или потому, что его вызвали специально для Джереми. Мужчины ведь не падают в обморок. Женщины – да, а мужчины – нет.

Так почему же с ним это случилось? Он знал ответ, но ему требовалось еще подумать об этом, подняться к себе в сад и подумать.

Когда он вдохнул аромат этих духов, в голове вдруг пронеслось все, что произошло во время смерти его отца. Перед тем как упасть в обморок, он все вспомнил. Это не было иллюзией, видеоклипом, мелькающим перед глазами, или сказками женщин пенсионного возраста о том, как вся жизнь пролетает перед глазами. Теперь, сидя среди своих цветов, под голубым небом, он вспоминал себя в тринадцать лет. Тогда он был уже очень высокий, почти созревший молодой человек, и только скобка для исправления прикуса портила его наружность. Он с матерью в больнице, где лежит его отец с последней стадией рака легких. Всю свою жизнь Джеймс Гиббонс был заядлым курильщиком, как и его вдова, которая в свои шестьдесят сохранила отличное здоровье. В то время она была еще молода и очень несчастна. Без конца повторяла сыну, что скоро он останется единственной ее опорой и целью ее жизни.

Посещения больницы с каждым разом все сильнее расстраивали ее, и в этот раз, увидев отца, опьяненного морфием, она пребывала на грани истерики. Отец узнал сына и даже слабо улыбнулся ему, но не узнал жену. Он посмотрел на нее и не увидел, в его глазах читалось удивление, он как будто спрашивал себя, кто эта женщина. Огорченная мать разрыдалась и, пробормотав Джереми: «Буду ждать тебя дома, дорогой», выбежала из палаты.

Позже Джереми спрашивал себя: если бы мать осталась, то та женщина – сделала бы она то, что сделала? Если бы она сначала заглянула в палату и увидела мать? Он узнал в ней не очень близкую подругу матери, которая совсем перестала с ними общаться, как только переехала в другой дом два года назад. Она была очень симпатичной, лет на десять моложе его родителей. В то время он замечал красивых женщин, а сейчас почти разучился это делать. Он сразу оценил ее фигуру, аккуратно постриженные светлые волосы и длинные ноги, как у моделей, рекламирующих чулки. Ее вид даже взволновал его. Она казалась старше его лет на пятнадцать.

Сначала она не заметила Джереми. Вошла в палату, увидела отца и что-то пробормотала, очень волнуясь. Потом медленно подошла к кровати и упала на колени, схватив отца за руку и покрывая ее поцелуями. На Джереми она не обращала внимания, он был для нее инвалидной коляской или частью мебели.

Отец посмотрел на нее так нежно, что даже юный Джереми заметил в этом взгляде любовь. Но замечать – это одно, а понимать – другое. Он смутился, не понимая, чему стал свидетелем, и чувствуя себя так, будто попал на какой-то нереальный и мистический спектакль.