Питер Джеймс - Пророчество

– Ты любишь развлекаться с задницами; посмотрим, как тебе понравится вот это, милорд.

Глаза вельможи расширились, выражение жестокости сменилось мольбой. В отчаянии он что-то неразборчиво пробормотал в повязку.

Сержант достал из-под мундира узкий полый бычий рог и проверил, проходит ли в него кочерга. Затем он положил руки на потные от страха ягодицы своего пленника и раздвинул их, открыв анальное отверстие. Поплевав на кончик рога, он снова примерился к отверстию и медленно, но решительно вставил рог внутрь, засовывая его все дальше и дальше.

– Мягко идет, милорд, – произнес он. – Не хотелось бы причинить вам боль.

Солдаты захохотали. Вельможа отчаянно сопротивлялся, его ягодицы бешено дергались, но сержант затолкал трубку внутрь еще на несколько дюймов, пока снаружи не остался лишь кончик.

Фрэнсис завыл от страха. По его спине ручьями тек пот. Сержант Прудлав поднес кочергу к огню и засунул ее конец глубоко в раскаленные угли. Вельможа замычал, пытаясь что-то сказать, но сержант хранил молчание, наблюдая за кочергой и натягивая толстую рукавицу.

Через несколько минут он вытащил кочергу. Отрезок в двенадцать дюймов на ее конце был раскален добела. Сержант прошел через комнату и поднес кочергу к лицу пленника.

– Приготовились, милорд?

Глаза вельможи были готовы вылезти из орбит. Сквозь кляп прорвался еще один протяжный стон и еще. Он пытался заговорить, давился собственной слюной и кашлял, затем снова в отчаянии пытался что-то произнести. Он рвался и метался, скинув со спины одного из солдат и высвободив руку. Но солдат тут же схватил его руку, прижав ее к кровати, а другой снова взобрался ему на спину. Сержант опять опустил кочергу в угли и подержал ее там несколько секунд рукой в перчатке. Вельможа выл не переставая.

Сержант вытащил кочергу, подошел к нему, обхватил рог, который выскользнул наружу на несколько дюймов, осторожно вставил в него раскаленный конец кочерги, словно меч в ножны, и твердой рукой с мрачной усмешкой на лице начал проталкивать ее внутрь.

Послышалось резкое шипение и булькающий звук, когда раскаленный металл прожег мягкую плоть прямой кишки. Сразу сладковато запахло горелым мясом.

Все тело вельможи сотрясалось в агонии, из-под кляпа раздался крик, словно вырвавшийся на свободу демон; казалось, он шел от потолка, от стен, от пола комнаты; леденящий душу вопль, становившийся с каждой секундой все сильнее и сильнее, в то время как сержант безжалостно проталкивал кочергу, держа ее обеими руками, поворачивая все дальше и дальше, пока кочерга не вошла по самую ручку.

Жертва выгнулась дугой, сбросив всех шестерых солдат. Его шея была скручена, как змея, голова едва не вывернулась назад, словно у него была сломана шея. Он посмотрел сержанту прямо в глаза, и на мгновение тому показалось, что пленник собирается встать с кровати. Затем рот вельможи исказился, будто начинал таять, и из горла вырвался тихий, едва различимый смертельный стон; он постепенно перерастал в рев, становясь все громче и громче, и наконец, достигнув крещендо, казалось, отделился от потерявшего человеческий облик существа на кровати и стал сгустком энергии.

Солдаты попятились, затыкая уши, не в силах выносить звук, грозящий взорваться у них в голове и разнести ее вдребезги. Даже сержант разжал руки и закрыл ими уши.

Еще долго после того, как кочерга уже остыла и тело вельможи неподвижно лежало в луже собственных выделений и рвоты, с вонзенными в ладони ногтями, они слышали этот крик, словно он навечно поселился в их головах.

26 марта 1988 года

Солнечным весенним утром по одной из улиц Лондона шагали отец и сын. Отец, высокий мужчина лет сорока, шел легким неторопливым шагом, расстегнув твидовое пальто фирмы «Харрис». Мысли его были где-то далеко, и, казалось, он совсем не замечал, что происходило вокруг.

Его волевое, открытое, красивое лицо имело добродушное или, скорее, рассеянное выражение. Длинные темные волосы, расчесанные на пробор, прикрывали уши и верхнюю часть воротника пальто. Его манера держаться была явно аристократичной, и, несмотря на деловой костюм, мужчина походил скорее на ученого, чем на бизнесмена.

Пятилетний сын унаследовал черты матери: рыжие короткие кудри, серьезное веснушчатое лицо, распахнутые зеленые глаза. На нем были серые фланелевые шорты, короткая вельветовая курточка, серые гольфы и черные начищенные ботинки. Ему очень хотелось, чтобы отец шел быстрее; эта часть Лондона не представляла для малыша интереса, за исключением Донжона, [1] Донжон – главная башня средневекового замка; здесь имеется в виду Белая башня Тауэра. (Здесь и далее примеч. пер.) Тауэра и поезда в Докленд, [2] Докленд – район лондонских доков. а это все они уже прошли. При мысли о магазине на Риджент-стрит мальчика переполняло волнение, которое он едва сдерживал. Он предвкушал удовольствие от поездки туда в метро, но сейчас, после целого часа томительного ожидания в скучном офисе, его отец, похоже, совсем не спешил. Мальчик забеспокоился: