Стивен Бут - Танцуя с Девственницами

Купер заказал две чашки кофе – черного и крепкого, какой всегда делала Мэй.

– По поводу твоих проблем, Тодд… – сказал он.

– Я бы предпочел, чтобы ты держал рот на замке, дружище, – перебил его Уининк. – В любом случае это старая история. Я и раньше тебе это говорил.

– Ты кого-то подставил?

– Просто чтобы подтолкнуть дело, Бен. Другие сказали бы, что это не имеет значения, если подозреваемый виновен. Мы не можем поймать их, отбросив некоторые технические детали, верно? Ты знаешь, что такое суды, – не говоря уж о чертовом Обществе защиты преступников. Понятно, когда парниша готов маленько отдохнуть в Дерби. Так в чем проблема?

За прилавком стояла сама Мэй, крупная женщина, лет за пятьдесят. От кухонного жара ее лицо все время было красным, а большие, широко расставленные груди, выпиравшие из-под голубого фартука, напоминали две перевернутые супницы. Волосы ее сейчас были выкрашены в неопределенный бледно-соломенный цвет.

– Тодд, есть люди, у которых на тебя зуб. Если они получат шанс…

Уининк вытянул вперед руки.

– А вот с этого места поподробнее. Друзья для того и нужны. Хотя, конечно, Бен, я рассчитываю, что ты не будешь болтать где попало. Пока мы держимся вместе, с нами ничего не сделают.

– А должны что-то сделать?

– Должны? Ты что, не видишь, что над нами все смеются? На прошлой неделе мне вставили за то, что я оскорбил заключенного. Я назвал его шотландской свиньей, и главный надрал мне задницу за расизм. Но он и есть шотландская свинья, Бен.

– Я знаю, это трудно.

– Трудно? Ты видел нормативы допросов? Не допускаются ни очные ставки, ни запугивание. Нельзя ни преувеличить значение улик, ни подчеркнуть серьезность преступления. Ничего нельзя. Просто куча дерьма. Кто мы для них, а? Стадо нянек?

– Обстоятельства требуют. Признания, полученного таким образом, суд не примет.

– Великолепно! Значит, мы должны говорить заключенным: «Не волнуйтесь, ничего серьезного, мы все равно вам ничего плохого не сделаем». Да, это, пожалуй, заставит их признаться. Я так и вижу, как они переворачиваются на спину и вываливают кишки, чтобы выручить меня, лишь потому, что я – милый человек.

– По-моему, ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

– Да? А ты, выходит, из тех, кто не принимает близко к сердцу? Жрешь дерьмо и доволен, да? Ой, какой хороший мальчик. Начальство, наверное, любит тебя. Возможно, ты и задержишься здесь, дослуживая тридцать лет до пенсии, когда остальные уйдут и начнут просто зарабатывать себе на жизнь. Может, ты еще будешь складывать бумажки и разбирать по ящикам все те же старые презики, когда все мы будем работать в охране в Вулворте или в частных сыскных агентствах, занимаясь мелкими бракоразводными процессами. Это в том случае, если продержишься долго. Но я могу поспорить, что под конец они доберутся и до тебя. Даже до тебя, Бен.

Купер поймал себя на том, что смотрит на волосы Мэй. Она улыбнулась и покраснела еще больше. Фрэнк высунул голову из-за кухонной двери и подозрительно на нее посмотрел. Он был курчавый и черноволосый, с усиками и темной щетиной, и выглядел как типичный итальянец, хотя был разорившимся лавочником из Макклесфилда.

– Я знаю, что это было за дело, – произнес Купер.

– Ладно, – сказал Уининк. – Значит, вычислил все-таки. Просто лучший ученик в классе. Да, это было ограбление в том маленьком пенсионерском коттедже в Эшфорде. Дом Уэстонов.

– Уэйн Сагден.

– Подставить Сагдена было проще простого, – рассказал Уининк. – Решающим аргументом оказались несколько ниток из обивки кресла. Я сам сидел в этом кресле, когда обходил коттедж, и заметил, как легко волокна обивки остаются на одежде. У меня был информатор, который согласился, что мог видеть Сагдена, – и опаньки! И к тому же у Сагдена был отличный мотивчик – эта история старшего Уэстона и его племянника.

Купер слышал, как закипает электрический чайник и как Фрэнк с влажным хрипом чистит горло на кухне. Мэй, стоя за прилавком, мурлыкала сквозь зубы одну и ту же тему из оперы Пуччини «Турандот». Бен посмотрел на Тодда Уининка, но тот уставился в окно, словно проезжавший мимо грузовик интересовал его больше всего на свете. Купер знал, что его коллеги не ангелы. Люди, склонные к безрассудным эмоциям и действиям. Он знал случаи, когда полицейские доходили до самых жутких глупостей от злости или страха или от отчаяния, лишавшего их самообладания. Но этот поступок был уж слишком холодным и расчетливым.