Дуглас Кеннеди: Жар предательства

– Наконец-то ты выходишь замуж за своего отца.

– Ты несправедлива, – сказала я. У меня аж голова закружилась от ее оскорбительного замечания, словно она залепила мне пощечину.

– Правда всегда несправедлива. И если мои слова заставляют тебя думать, что я, как обычно, бессердечна, пусть будет так. Не пойми меня неправильно – дело не в том, что Пол, на мой взгляд, не обаятелен. Напротив, он – само обаяние. Для мужчины, который на восемнадцать лет старше тебя, он находится в неплохой форме, хоть и одевается как хиппи, как будто только что из Вудстока [7] Вудсток (Woodstock) – городок в штате Нью-Йорк, где в 1969 г. состоялся фестиваль рок-музыки, на котором собралось ок. 400 тыс. молодых людей. Массовое скопление молодежи с превалированием хиппи породило понятие «вудстокская нация» для обозначения контркультуры конца 1960-х гг. . И все же он не лишен привлекательности. И ты, конечно, страдала от одиночества, с тех пор как от тебя ушел Дональд.

Дональд был моим первым мужем – и конец нашему трехгодичному браку положила я, о чем маме было хорошо известно.

– Это я ушла от Дональда, – возразила я, слыша себя будто со стороны.

– Потому что он не оставил тебе выбора. И тебя это убило. А теперь ты связалась с человеком, который гораздо старше тебя и такой же безответственный, как твой отец, и…

– Пол вовсе не такой безответственный, как ты думаешь.

– Время покажет.

Мама. Она умерла год назад – у нее внезапно случился инсульт, и она скоропостижно скончалась в возрасте семидесяти одного года.

В салоне ощущалась турбулентность. Я посмотрела в иллюминатор. Самолет пытался прорваться сквозь облака и, немного покачиваясь, шел на посадку. В какой-то момент, при особенно опасном крене, наш сосед, сидевший у прохода, зажмурился.

– Думаешь, пилот знает, что делает? – шепотом спросил у меня Пол.

– У него наверняка есть жена и дети, которых он хотел бы увидеть.

– Или нет.

Мы вошли в зону грозового фронта, и следующие пять минут наш самолет был подобен боксеру-профессионалу, вступившему в неравный бой с более сильным противником: его подбрасывало и трясло от сыплющихся со всех сторон ударов воздушных потоков. Дети завопили громче. Несколько женщин с закрытыми лицами принялись причитать. Наш сосед по-прежнему сидел зажмурившись, шевеля губами в беззвучной молитве.

– Представь, что сейчас все кончится, – сказал Пол. – О чем бы ты думала?

– Мертвые не думают.

– Но, скажем, за мгновение до смерти. О чем бы ты подумала в последний момент?

– Твои вопросы призваны отвлечь меня от мысли, что наш самолет может разбиться? – сыронизировала я.

Пол рассмеялся, но в следующую секунду смех застыл на его губах, потому что самолет сильно тряхнуло и он резко устремился вниз, как при свободном падении. Я так крепко вцепилась в подлокотники кресла, что, казалось, костяшки пальцев вот-вот проткнут кожу. Я сидела, плотно стиснув веки, пока внезапно болтанка не прекратилась и в салоне не стих ор: мы продрались через вихревые потоки. А спустя несколько секунд под нами побежала взлетно-посадочная полоса.

Я открыла глаза. Пол, с побелевшим, как мел, лицом, все еще сжимал подлокотники кресла. Мы взялись за руки, и мой муж произнес:

– Вот мне интересно… а не ошибка ли все это?

Иммиграционный зал в Касабланке. Упорядоченный хаос. Сотни новоприбывших выстроились в две очереди: в одной – марокканцы, во второй – все остальное человечество. Казалось, здесь представлены все исторические эпохи – от Средневековья до нашего современного компьютерного мира, опутанного паутиной киберпространства. Всюду одетые с иголочки бизнесмены и женщины, как минимум половина из них – в итальянских костюмах, с черными айфонами – из Северной Африки. Есть и туристы, путешествующие дикарями, – все молодые, двадцати с чем-то лет, неопрятные и как будто в прострации, пялятся на костюмы с насмешливым недоумением на лицах. Прямо передо мной – сухопарый мужчина в пыльном коричневом костюме, с почерневшими от курения зубами; в правой руке у него проездной документ, выданный в Мавритании.

– В Мавритании какая столица? – спросила я Пола.

– Нуакшот, – ответил он без заминки.

– Вот это эрудиция! – восхитилась я.

– Эта очередь – сущее безумие. Тридцать три года назад, когда я последний раз был здесь, компьютеры не проверяли – тогда еще мир не охватила паранойя.

– Дзен, дзен, дзен, – произнесла я, поглаживая мужа по лицу.