Питер Джеймс - Искушение

Через несколько минут перед ними предстал верх сверкающего металлического дьюэра, горизонтально лежащего в контейнере в груде пены. Таможенник отступил на шаг и внимательно осмотрел дьюэр.

– Человеческие останки в цилиндре?

Американец кивнул. Моррис Форсей таращился на контейнер, предпочитая не приближаться.

– Хорошо, – бодрясь, резюмировал Титкомб. – Давайте вытащим цилиндр и вскроем его, с вашего позволения.

Американец, не веря своим ушам, переспросил:

– Что?!

– Я хотел бы заглянуть внутрь цилиндра.

– Прошу прощения, офицер, но вы не можете этого сделать.

Именно этого и ждал Титкомб. Он набросился на американца с самодовольной ухмылкой:

– Я не могу? Позвольте сказать вам, доктор Форестер, что я обладаю законным правом открывать и проверять все, что хочу. Если я сочту нужным, этот труп вытащат из контейнера и отправят в наши лаборатории для вскрытия.

– Пациента заморозили через несколько минут после наступления смерти. Открыв контейнер, вы рискуете стать причиной необратимых разрушений, из-за которых в будущем невозможно будет восстановить и вылечить пациента, – сдержавшись, объяснил американец.

– Как давно умер именно этот человек?

– Лет пятнадцать назад.

– Ну, если бы я умер пятнадцать лет назад, то я бы не слишком высоко оценивал свои шансы на выздоровление, доктор Форестер, – не скрывая презрения, заметил таможенник.

Американец коротко взглянул на подавленного агента и ничего не сказал.

– Я не слишком силен в медицинской терминологии, может, вы просветите меня, – произнес Титкомб. – Доктор Форестер, что там, пациент или труп?

Американец с трудом сохранял спокойствие. Он провел всю ночь на ногах, устал, замерз, его раздражала бюрократическая волокита. Теперь еще этот человек. Однако он знал, как тяжело многие воспринимают идею криозаморозки людей. Он принялся объяснять прописные истины:

– Сорок лет назад в случае остановки сердца в операционной вас бы признали умершим и отправили в морг. В наши дни вас могут успешно воскресить через несколько минут. Каждые несколько лет медицинское понятие клинической смерти смещается. Возможно, через пятьдесят–сто лет все нынешние причины, ведущие к смерти, будут излечиваться. Человек, мертвый по нашим медицинским критериям, не будет считаться таковым по медицинским критериям будущего. – Он задумчиво разглядывал таможенника. – Отвечаю на ваш вопрос, что внутри. В дьюэре находится пациент в состоянии длительной реанимации.

– Отлично, – оживился Титкомб, будто ему сообщили прогноз погоды. – Ну а теперь, как я уже сказал, давайте откроем и посмотрим, как он выглядит.

– Вы шутите! – сказал американец.

В ответ Титкомб с ядовитой улыбкой приказал доктору:

– Откройте.

Самолет из Флоренции, на котором прилетел Джо, приземлился в аэропорту Гатуик в пятницу, в час. Джулиет прилетела другим рейсом несколько часов назад. Джо обещал позвонить ей попозже.

День стоял пасмурный. Черный асфальт поглощал скудный свет, пробивающийся сквозь сплошные тучи. Джо ехал медленно, удрученный необходимостью возвращаться в реальный мир.

Скоро ему придется войти в дом, поцеловать жену, встретиться с ней взглядом и не подать виду, что он виноват. Он купил жене во Флоренции дорогой серебряный браслет и спрятал от Джулиет, чтобы в случае чего она не подумала, что подарок предназначен ей, в аэропорту он приобрел еще кое-какие сувениры: большую коробку шоколада и подарочный ликер «Амаретто»: он знал, что Карен его любит. Джеку он вез игрушечный «феррари». Кажется, они занимались любовью всю ночь. Джо не понял, спал ли он вообще. От его одежды исходил запах Джулиет. Он чувствовал себя опустошенным. В голове сидел наглый молотобоец и мерно ударял по вискам, глаза слипались от усталости, яички болели, внутренности будто выгребли лопатой. Он беспокоился о Джулиет, которая возвращалась домой одна. Она тоже, должно быть, изнурена после недавнего блаженства. Что, если ее состояние ухудшилось? По правде говоря, он побаивался ее неуравновешенности. Боялся, что она может позвонить Карен, все ей рассказать. Но больше всего его сейчас пугала глубина его чувства к Джулиет.

Джо колебался, не остановиться ли у университета, но он так устал, что решил ехать прямо домой. К дому он подъехал около трех. Карен пылесосила наверху и не слышала, как он позвал ее. Холл выглядел аккуратнее и чище обычного, даже игрушки Джека не валялись там и сям, как обычно. Он опустил пакеты на ковер, покричал громче, шум пылесоса стих. Карен не отвечала, повисла зловещая тишина.