Джейн Корри - Жена моего мужа

– Мотоциклист мог погибнуть, если бы ты не остановилась, – деловито заявил Том.

Вот спасибо, сынок.

– Он мог остаться с половиной мозга, как Стивен, – продолжал мой сын. – А ты знаешь, что твоя кожа весит вдвое больше мозга?

Наверное, он прав. Обычно Том всегда бывает прав. Стивен – новенький в его классе. Его коляску сбил грузовик, когда Стивену не было и года, – у водителя за рулем случился инфаркт. Никто его не винит, даже Стивен, который вполне счастлив в собственном мире, даже родители Стивена, верующие христиане, которые сочли трагедию ниспосланным им испытанием. Глядя на них, остальным остается краснеть от стыда.

И в первую очередь Эду. Почему ему в голову взбрело требовать единоличной опеки? Он и на воскресные посещения еле-еле выбирается, часто отменяя приезд в последнюю минуту. Это просто вошло в систему после того, как Карла родила, – с ней там явно не все в порядке.

– Осторожно, – резко сказал Том.

Его слова заглушил гудок грузовика на встречке. Да что со мной такое? Я сегодня отвратительно веду, и занесло меня не на мокрых осенних листьях – я совершенно не могу сосредоточиться. Хотя когда жена твоего мужа рожает ребенка, и не такое происходит. Прежде у нас с Эдом было что-то (кто-то) общее и уникальное, и это накрепко нас связывало. Но теперь он будет лежать в обнимку с Карлой и с благоговением смотреть на их ребенка – девочку, сказал мне Росс, – как когда-то мы с ним смотрели на Тома. И будет говорить Карле, как говорил мне, какая она храбрая. И будет обещать, как обещал мне, что станет лучшим в мире отцом.

Ночью он будет вставать к плачущему ребенку (Эд всегда на этом настаивал – приносил Тома к нам в кровать, чтобы я его покормила, и устраивал между подушек). Он станет – я так это и вижу – кормить новорожденную дочку из бутылочки, в которую Карла станет сцеживаться, чтобы высыпаться. И еще он будет их рисовать, делая массу набросков, пока они спят, любовно и нежно водя углем по листу.

Как же это несправедливо! Я всегда хотела дочку, чтобы ее наряжать, брать с собой в магазины, делиться секретами. Но Эд больше не хотел заводить детей после диагноза Тома.

Соберись. Мы почти приехали. Том, который до этого момента вел себя на редкость хладнокровно, учитывая, что он натворил, занервничал. Это было легко заметить – он начал выдергивать волоски у себя на руке. Некоторое время назад я взяла один из вырванных волосков для ДНК-анализа.

Въехав на парковку, я повернулась к Тому. Мой сын. Мой мальчик. Мой особенный мальчик, которого я буду защищать до последнего вздоха.

– Мы такое уже делали, Том, – сказала я, глядя ему в глаза и произнося слова медленно и спокойно, как советовал психолог. – Нам нужно объяснить директрисе, почему ты ударил Стивена.

Том замкнут. На его лице нет раскаяния.

– Я тебе уже сказал: он пихнул ногой мои кеды, и они встали неровно.

– Он же не нарочно.

– Мне все равно. Он это сделал. Никому нельзя трогать мои вещи.

Можно подумать, я не знаю. Мне приходится покупать множество запасных вещей, потому что рано или поздно Том неизбежно отказывается ими пользоваться. Запасную обувь. Запасные джемперы. Запасные расчески.

Я протянула руку, чтобы выключить радио. Пожалуйста, Господи, молилась я про себя, пусть Тому не вынесут второго предупреждения. Мой палец завис над кнопкой, но я медлила. После выпуска новостей прошло уже полчаса. Через минуту их повторят.

– …Мужчина найден зарезанным в своем доме в западной части Лондона, – почти защебетала дикторша. – По подозрению в совершении преступления задержана женщина…

И тут зазвонил мой телефон.

– Тебе некогда говорить. – Том постучал по часам. – Мы уже опоздали на тридцать секунд.

Номер не определен.

Обычно это бывает в тех нечастых случаях, когда Эд, а изредка и Карла, звонят, чтобы о чем-то договориться относительно уик-энда с Томом. Эд стал скрывать свой номер, потому что я иногда не отвечала на его звонки. Если что-то срочное, решила я, Эд – или кто-то другой – перезвонят. Я взяла свои записи, хотя все помнила наизусть, и пошла через спортплощадку со своим сыном, который на ходу ковырялся в отобранном у меня телефоне. В любое другое время я бы забрала у него мобильный, но сейчас могла думать только о предстоящей встрече.

– Спасибо, что пришли, – сказала директриса.

Лицо у нее доброе, но вид непрезентабельный. Одна из тех, думала я, пока Том выравнивал свой стул в одну линию с моим, кто носит шерстяные платья до колен и ботинки на плоской подошве. Она считает себя экспертом по синдрому Аспергера, но иногда у меня возникает ощущение, что она не понимает Тома, потому что обращается к нему с вопросами, основанными на эмоциях. А я уже усвоила (довольно дорогой ценой), что эта идея ведет в тупик.