Павел Давыденко: Училка

– Пил, что ли, кто? Пивом тянет. Вы у меня смотрите, того! Малы́е же еще, очумели? Кто пивас притащил, сознавайтесь! Щас же назад поедем.

– Никто не пил, – отозвался Мнушкин.

– Понятно. Я прохожу вдоль ряда, каждый дышит. Полевой алкотестер, етиху мать.

Путем такой нехитрой проверки Чапай выявил главных алкоголиков.

– Ну и чего вы? Хоть бы жвачкой заели. Вол, Рамис, Китарь – стрелять не будете. Лично прослежу, чтоб оружие к вам не попало. Это надо же, чего удумали! Ну, я с вами еще разберусь, вы у меня во втором полугодии попляшете, скоты!

– Да чо мы там вы-ыпили, – протянул Китарь. – Так, по мелочи, вообще ни в одном глазу…

Все засмеялись.

– Ты мне еще поговори, болван. Итак, стройным шагом идем по асфальтовой дорожке. Не бегаем, не прыгаем, не толкаемся. Ведем себя как порядочные взрослые парни. Нале-о! Шао-ом марш!

Чапай махнул рукой. Шеренга развернулась (Русаков сначала дернулся вправо) и потопала к зданию.

Зашли в грязноватый вестибюль, обэжэшник тут же где-то скрылся. Повис шум, постепенно он нарастал, будто кто-то невидимый крутил регулятор громкости.

Врубили «ультразвук». Мимо шмыгнула бабка-уборщица в бледно-голубом платке на голове, со шваброй и ведром наперевес.

– Так, это Михаил Викторович, – представил Чапай бесцветного, невыразительного мужичка. – Инструктор, и по совместительству – мой хороший товарищ.

– Здра-асте! – хором проорали пацаны.

– Здорово, хлопцы. Во ватагу привел, Иваныч! Айда за мной, банда! Только вырубите эту хрень, чо это за писк-то?

Выслушали инструкции. Рассмотрели старинные советские плакаты на стенах, на пожелтевшей бумаге: первая помощь пострадавшим, как правильно надевать противогаз. Висел стенд с «калашниковым» в разрезе, каждая деталь пронумерована и подписана. «ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ» – один тип делает другому дыхание «рот в рот». Пострадавшему кто-то пририсовал пенис.

Матюки, каракули, послания…

Стены обшарпанные, с облупленной краской, паркетины в полу шатались. Пахло пылью и плесенью, а еще смазочным маслом и порохом. Русаков звонко чихал от такого коктейля, и ему исподтишка отпускали подзатыльники все, кому не лень.

Спустя полчаса Михаил Викторович повел класс по темному коридору. Лампочки тут то ли разбили, то ли выкрутили в целях экономии. Турка представил, что это тоннель метро, и на затылке мурашки затанцевали. Как будто сейчас появится впереди тусклый огонек и будет увеличиваться, увеличиваться, а потом задрожит под ногами пол…

Пацаны перешептывались, хихикали, толкали друг друга. Алик травил байки, и Турка слушал его вполуха.

Вышли в поле. Серое, с черными прогалинами, вроде стариковской плеши, и безжизненные отростки торчат. С неба срывалась крупа, и землю кое-где присыпало. Как на кладбище. Стоишь, за спинами у тебя могилы, а вдаль простирается пустынная, заранее обреченная территория.

– Мишени укрепляем! – скомандовал Чапай. – Давайте, живо! Устанавливайте картонки на рубеже, и с мешками аккуратнее, поясницу не надорвите.

Автомат тускло поблескивал на брезентовом полотнище, рядом – коробка с патронами. Приклад коричневый, и почему-то кажется, что теплый. На шее у Михаила Викторовича висел бинокль, а Чапай листал пальцами мерзлые страницы журнала и хмурился.

Мишени установили. Михаил Викторович удовлетворительно кивнул.

Закаркал ворон.

– Березин! Вдовин готовится. Стреляешь одиночными. Только целься, я тебя умоляю! И приклад посильнее в плечо вжимай. По пять патронов у вас, ребят.

Березин шмыгнул носом, шагнул к брезенту. Приноровился к оружию, весь подобрался.

Грохотнул выстрел. За ним второй, третий…

– Два в молоко. Третий чирканул по предплечью. На, посмотри, – инструктор протянул бинокль Василию Ивановичу.

– Нормально, сойдет, – крякнул Чапай. – Ну-ка, парни, что вы вообще, как мертвые? Замерзли? Когда еще такое будет у вас! А раньше, в наше время, да Викторыч?

– Ясен пень! Скажешь тоже!

– Вдовин, ты чего там?

– Нет, я, наверное, откажусь от стрельбы. Не уверен в своих, м-м, силах.

– А, лох! – заорал Мнушкин и дал Вдовину подзатыльника. Опять многие захохотали, заорали: – Телка, телка! Дениска – петушок!

Вдовин – как подсыхающий плевок на асфальте. В него «наступали» изредка, поколачивали там или прикалывались, потому что он обычно мог решить все варианты любых контрольных. Незаметный всегда, как тень.

– Тихо! Сами как курицы раскудахтались! Не хочет и не хочет. Он правильно сделал, признался, что не готов. Это лучше, чем прострелить кому-нибудь башку или сломать себе ключицу. Викторыч, помнишь этого, как там его…