Питер Джеймс - Умри завтра

– Ох, красота! – прошептала Симона.

Женщина улыбнулась:

– Повезло тебе, девочка. Господин Лазарович хороший человек. Всем помогает. Он очень хороший.

Она сняла с нее одежду, окунула с головой в горячую – даже слишком горячую – воду, намочила волосы, капнула, вспенила запашистый шампунь, смыла и вновь проделала ту же самую процедуру.

Расслабившись от еды и от виски, почти засыпая, Симона лежала в несказанном блаженстве, глядя на ангелов и гадая, не так ли живут эти самые ангелы. Чуть ли не потеряла сознание, пока женщина ее намыливала и споласкивала, потом помогла вылезти из ванны, завернула в большое мягкое белое полотенце, старательно вытерла насухо и повела в роскошную спальню, которая была еще великолепнее ванной.

Главный предмет – гигантская кровать с пологом. Симона изумленно разглядывала эротические картины на стенах – женщины, мужчины, в одиночку и парами. Мужчина с женщиной занимаются любовью. Две женщины занимаются оральным сексом. Двое мужчин занимаются содомией. Еще в спальне высокие окна до потолка с пышными складчатыми гардинами, шезлонг и другие чудесные вещи.

– Нравится? – спросила женщина.

Симона с улыбкой кивнула.

Женщина сняла с нее полотенце, уложила на белые шелковые простыни и ушла.

Симона лежала, купаясь в приглушенном свете двух больших настольных ламп, уплывая в сон. Через какое-то время отворилась дверь. Она сразу открыла глаза.

Вошел мужчина, который ее сюда привез, – господин Лазарович. Голый под черным шелковым халатом, распахнутым спереди. Под заметным брюшком торчит возбужденный член.

– Ну, как ты, прелестный ангел с Северного вокзала? – пропел он, направляясь к кровати.

Расслабленность сменилась тревогой.

– Классно, – пробормотала Симона. – Большое спасибо за все. Я устала.

Член прикоснулся к левой щеке.

– Отсоси, – неожиданно приказал господин Лазарович.

Она внутренне ощетинилась. Под глазами у него лежали темные круги, зрачки были зловещими, чернильно-черными.

– Отсоси, – вновь потребовал он. – Разве ты мне не благодарна? Не хочешь проявить благодарность?

Он залез на кровать и пристроился прямо над ее лицом. Правой рукой она испуганно и осторожно направила вставший член к себе в рот. Вкус сладковатый, затхлый.

Получила обжигающую пощечину.

– Соси, сучка!

Она обхватила член губами, принялась облизывать.

– У-у-ух, паскуда, хочешь, чтоб я тебе зубы повыбивал?

Симона вмиг отрезвела.

Господин Лазарович вдруг толкнул ее в подбородок и высвободился.

– Сучонка неблагодарная!

Схватил за плечи, грубо перевернул, уткнул лицом в подушку – она вскрикнула от боли, боясь, как бы он ее не задушил. Пальцы полезли во влагалище, потом в задний проход. Туда же попытался протиснуться член, ее чуть не стошнило. Визжа от боли, она чувствовала, как он продвигается дальше и дальше.

– Нет!.. Гогу! – кричала Симона, захлебываясь желчью.

Казалось, она разрывается пополам.

Дальше, дальше.

Она отчаянно вертела головой, выворачивалась, пробуя освободиться. Он схватил ее за мокрые волосы, прижал к подушке с такой силой, что было почти невозможно дышать. Дальше, дальше.

Она задыхалась, плакала, кричала, звала Гогу, боролась, несмотря на боль. Боролась, чтоб дышать.

– Вот тебе, сучка неблагодарная, – прошептал он ей в ухо.

Она повернула голову, хватая ртом воздух, крича в агонии.

– Вот тебе, сука, – шипел он.

Она завизжала, он ткнул ее лицом в подушку, преградив доступ воздуха. Симона силилась поднять голову, но он держал крепко. Сквозь боль нахлынула паника. Она затряслась от удушья, грудь разрывалась. Он рванул ее за волосы, впился поцелуем в губы, и она всасывала воздух из его легких.

Он отстранился.

– Скажи, что тебе нравится. Скажи, что ты мне благодарна. – Он крепко прижался лицом к ее щеке. – Скажи, что благодарна мне за спасение. Скажи! Скажи спасибо!

– Ненавижу! – выдохнула она.

Он воткнул большой палец ей в щеку, ударил кулаком в глаз. Схватил обеими руками за волосы, чуть не выдрав, и держал, выливая сперму. Тогда ее стошнило по-настоящему.

Через какое-то время – потеряв ощущение времени, – Симона снова сидела на заднем сиденье большого черного автомобиля. Играла та же музыка, которую она слышала прежде, тот же звучный голос пел те же слова, не имевшие для нее смысла: «Впитываю тебя всей кожей».

За окнами пролетает та же бухарестская ночь. Все болит жуткой болью. Лицо распухло, голова раскалывается. На Северном вокзале она чувствовала себя грязной с головы до ног. Теперь снаружи чистая, внутри грязная. Липкая.