Владимир Лорченков - Прощание в Стамбуле

Анна-Мария только покачала головой да улыбнулась.

– Это была всего лишь ящерица, – мягко сказала она.

– Да плевать мне на ящерицу, – пожал я плечами, – у меня были другие мотивы, а каковы они, пусть для тебя останется тайной.

Анна-Мария весело улыбнулась, и мы оба поняли, что никакой тайны я для нее не представляю. От этого мне стало чуть легче, и я, взяв Анну-Марию под руку, стал прогуливаться по булыжнику, которым вымощены дорожки Армянского кладбища.

– Кого мы ждем? – спросил я.

– Скоро увидишь, – ответила она, – а сейчас давай пройдемся к началу.

У самого входа на кладбище был старинный участок, где лежали несколько десятков идиотов, погибших в Молдавии в 1915 году во время беспримерной по своему героизму кавалерийской атаки на окопы врага. Разумеется, ни одной молдавской фамилии тут не было.

– За румынского императора Михая гибли одни Сидоровы да Петровы, – ехидно сказал я, – как ты считаешь, это показатель героизма твоего народа, Анна-Мария?

Она мягко сняла свою руку с моей и подошла к могиле ротмистра. На камне сидели ангел и птица. Я решил было, что это голубь, но ошибся. Это был павлин. Потом я вспомнил, что павлин был символом раннего христианства, и перестал удивляться. Анна-Мария положила руку на плиту и встала на колено. Долго думала, прислонив к камню лоб, отчего на нем даже красное пятно появилось. Выглядела она странно. В синем вельветовом пиджаке, который выглядел как часть ее тела, облегающих джинсах, но – с ярко-красным шейным платком. Тот не сочетался совершенно ни с чем. Он выглядел будто разрез ножом на шее Анны-Марии. Красивая молодая девушка с разрезанным горлом о чем-то думает на могиле дурака-ротмистра. Или храбреца-ротмистра? Ну, одно другому не мешает.

– Анна-Мария, – я стал замерзать, хоть солнце и светило, но октябрь заканчивался, и по утрам в Кишиневе было уже холодно, – что ты делаешь на могиле этого проклятого русского?

– Ну, не совсем русского, – неожиданно для меня отозвалась она, – мать у него была немкой. Хотя отец да, русский.

– Это какая-нибудь история вашей семьи? С этим героем переспала твоя прабабушка и зачала с ним твоего дедушку? Такое только в сказках бывает.

Анна-Мария рассмеялась и встала. Оглянулась на меня, отряхнула брючки.

– Как-то я спала с очень серьезным молодым человеком, – сказала она, все еще держа руку на камне, – пока не бросила его. Ну, он мне надоел.

– Если ты хочешь сказать, – вздернул нос я, – что я тебе на…

– Я всего лишь, – спокойно перебила она меня, – хочу рассказать тебе одну историю, которую ты не даешь мне рассказать. А ты, мнительный мужчина, ищешь подвох и тут. В общем, я его бросила, а он начал страдать, переживать, чуть из окна не выбросился.

– И? – я начал скучать. – Таких историй множество. История ли это вообще.

– Придумывать всегда интереснее, чем наблюдать, – улыбнулась Анна-Мария, – по крайней мере, для эгоистов, правда?

– Анна-Мария!

– Да, меня зовут именно так. И ко мне пришла мать этого бедолаги. Рассказала, как он мучается, и попросила вернуться к нему. Унизительно, правда? Ну, а я спросила, с чего вдруг мне это делать? А она сказала, что, когда она была беременна им, то отец ребенка их бросил. И на ней женился по доброте душевной ее давний поклонник. Который так хотел ее, что ему плевать было на то, что она брюхата от другого.

– Какое отношение все это имело к тебе, Анна-Мария? – спросил я, закуривая.

– Никакого, наверное, – пожала плечами теперь уже она, – но я к нему вернулась.

Я не поверил своим ушам. Потом понял, что, конечно, это все поза. Всему ты прекрасно поверил, сказал я себе, и потом ей:

– От тебя я такого не ожидал. Ты не из тех женщин.

– Безусловно, – кивнула Анна-Мария, – но вот так получилось, мой драгоценный мужчина.

– И долго ты с ним еще жила?

– Года два.

– Он что, умер? – осенило меня.

– Ах, – рассмеялась Анна-Мария, – ну что за мужчина у меня. Выдумщик и фантазер! Все драматизирует! Одно слово, писатель!

– Где же он похоронен? – взгрустнул я.

– Не говори глупостей! – резко оборвала она меня и стала рукавом счищать пыль с надгробия ротмистра. – Он прекрасно себя чувствует, растит двух милых детей и безумно влюблен в жену.

– Э-э-э?

– На второй год, когда я почувствовала, что не могу, то подсунула ему подругу, застала их, поскандалила, разрыдалась, и он ушел к ней совершенно удовлетворенный. Меня это, признаться, не удивило. Больше всего любят мучить именно жертвы. Наверное, он чувствовал себя настоящим крутым мужиком. Ну, что же. Хоть раз почувствовал. А этот ротмистр…