Ясно: марихуана. Не то чтобы я имел особое предубеждение против травки. Разумеется, я ее четко ассоциировал с отцом, но мало ли что. Ведь мой отец еще и брюки носил, и я не считал это поводом отказаться от данного предмета одежды. Я и сам курил травку пару раз. И несмотря на то что оба раза голова у меня разболелась и в нее полезли всякие параноидальные мысли, я рассудил, что порой за компанию можно и приобщиться к этому делу: будь проще, и люди к тебе потянутся. Но тут, на большой дороге, в компании книготорговцев трава связывалась у меня только с одним образом – с образом белого голодранца.
– И где же наш горячий еврейский парень? – прошепелявил тоненький голосок, явно принадлежащий Скотту.
Парень мало того что страдал речевым дефектом, он еще и голос имел такой, будто гелием надышался. Одна из его ручищ размером с обеденную тарелку лежала у меня на плече, что явно не было выражением дружеского расположения. Он держал меня крепко, и все же я наверняка сумел бы вырваться, если б захотел, но тогда мне пришлось бы выворачиваться из его цепких рук, а такая перспектива мне казалась унизительной. Я счел за лучшее сделать вид, будто ничего не происходит, будто мне наплевать. К этой стратегии мне неоднократно приходилось прибегать в средних и старших классах школы, и позиция эта меня не спасла еще ни разу, но я отчаянно цеплялся за привычку, как матрос перед сильной бурей цепляется за клочок бумаги, на котором нацарапана молитва.
– Да, кфе это он? – передразнил приятеля Ронни Нил.
То, что в данный момент они вместе приставали ко мне, Скотта от оскорблений не спасало.
Я взглянул на ручищу Скотта.
– Мне надо идти. У меня дела, – сказал я.
Затхлая вонь его немытого тела начала пробиваться сквозь плотный запах травки.
– Да какие у тебя тут могут быть дела? – прошепелявил Скотт. Глаза его уже покраснели и едва открывались, а сам он покачивался, не слишком крепко держась на ногах.
Я изо всех сил старался отвести взгляд от цветущего на его подбородке созвездия прыщей – крупных, с молочно-белыми верхушками.
– Да, – повторил Ронни Нил, откинув назад волосы актерским жестом, как в рекламе шампуня.
Он сунул в рот трубку, глубоко затянулся, на мгновение задержал дым в легких, а затем выдохнул его мне в лицо.
Я сразу же оценил серьезность положения. Если человек выдохнул дым вам в лицо, вы должны постараться выбить из него дерьмо при первой же возможности. Ведь это смертельное оскорбление, от него положено приходить в ярость.
– Меня ждет Бобби, – проговорил я хриплым голосом.
Мне эта ложь показалась весьма удачной: никто не хотел попасть к Бобби в немилость – это никому не сулило выгоды.
– Да имел я Бобби, да имел я тебя, да имел я всех твоих гребаных друзей! – выпалил Ронни Нил.
– Физически это довольно тяжело, – заметил я.
– Ах ты мелкий кусок дерьма, – вмешался Скотт.
Он ткнул меня пальцем в живот не то чтобы очень сильно, но все же больно.
Ронни Нил залепил Скотту затрещину:
– Ты, хрен жирный, я тебя просил его бить?
– Да я просто ткнул его чуть-чуть! – с вызовом ответил Скотт.
– Знафит, нефиг пфофто его тсыкать! Нефиг вообфе никого тсыкать, пока я тебе не сказал! Ты, дырка вонючая!
Он снова обернулся ко мне.
– Думаешь, Бобби такой великий? Да он тут дерьма не стоит! Да он тут хрена ломаного не стоит! И ни хрена ни о чем не знает. А вот Игрок доверяет нам. Понял ты, козел? А не тебе и не Бобби! Так что хватит прятаться у него под юбкой – тоже мне, нашел себе мамочку.
– Да Бобби – просто задница долбаная, – заявил Скотт. – Он все лучшие кварталы отдает лохам вроде тебя.
– Лохам ффоде тсебя, – передразнил Ронни Нил.
– Знаете, ребята, у меня возникает такое ощущение, что в этой беседе я – третий лишний, – сказал я. – Поэтому полагаю, что, как человек вежливый, я должен откланяться.
– А я полагаю, что, как человек вежливый, ты должен заткнуться.
– Забавно, – заметил я, – насколько сильно различаются в разных культурах представления о вежливости.
– Думаешь, умный самый? Небось опять продулся сегодня?
С этими словами Ронни Нил протянул трубку Скотту, который мгновение недоуменно смотрел на его протянутую руку, пытаясь сообразить, как заставить меня не двигаться с места, при этом меня не касаясь. Изучив диспозицию, Скотт отпустил меня и неверной походкой передвинулся так, чтобы отрезать мне путь к отступлению.
– А вот и не продулся, – ответил я. – И вообще это не твое дело.
Читать дальше