Дин Кунц - Казино смерти

Одно из моих самых горьких сожалений, связанных с прошлым августом, состоит в том, что в спешке и суете я иногда полагался на логику, хотя инстинкты могли бы послужить мне куда как лучше.

Днем я хожу по высоко натянутой проволоке, под постоянной угрозой потерять равновесие. Сверхъестественное — неотъемлемая часть моей жизни, и я должен всегда помнить об этом, если хочу наилучшим образом использовать свой дар. Велико искушение полностью руководствоваться импульсами, поступающими из иного мира… но в этом мире долгое падение обязательно приводит к сильному удару.

Я выживаю, балансируя на тонкой грани между реальным и нереальным, рациональным и иррациональным. В прошлом я дал крен в сторону логики в ущерб вере — вере в себя и источник моего дара.

Если бы я подвел Дэнни, как, по моему твердому убеждению, подвел других в прошлом августе, то, конечно же, начал бы презирать себя. Потерпев неудачу, я обратил бы свой гнев на дарованные мне способности. Я могу реализовать свою судьбу, лишь используя свое шестое чувство, а потеря самоуважения и уверенности в себе приведет к тому, что судьба моя станет отличной от той, что указана мне, и предсказание, написанное на карточке, которая висит в рамке над моей кроватью, никогда не реализуется.

На этот раз я решил сделать упор на алогичное. Довериться интуиции, действовать на основе слепой веры.

Я не стал звонить чифу Портеру. Раз сердце подсказывало мне, что по следу Дэнни я должен идти один, значит, мне не оставалось ничего другого, как следовать зову сердца.

В квартире я набил маленький рюкзак тем, что могло мне понадобиться под землей, в том числе взял с собой два фонарика и запасные батарейки.

В спальне постоял у изножья кровати, молча читая надпись на висевшей на стене карточке под стеклом: «ВАМ СУЖДЕНО НАВЕКИ БЫТЬ ВМЕСТЕ».

Мне хотелось снять рамку, вытащить карточку из-под стекла, взять с собой. С ней я бы чувствовал себя в большей безопасности.

Но эта иррациональная мысль относилась к тем, что не могли принести пользы. Карточка, выданная машиной на ярмарке, — не эквивалент частицы Креста Господнего.

Еще одна, еще менее рациональная мысль мучила меня. Если в погоне за Дэнни и его отцом я умру и пересеку море смерти, на другой берег мне хотелось бы прибыть с этой самой карточкой, чтобы предъявить ее Тому, кто встретит меня там.

«Это, — сказал бы я, — обещание, которое мне дали. Она пришла сюда раньше меня, и теперь вы должны отвести меня к ней».

По правде говоря, пусть обстоятельства, при которых мы получили эту карточку от ярмарочной машины предсказания судьбы, представлялись экстраординарными и полными глубокого смысла, ни о каком чуде речи быть не могло. Обещание исходило не от божества. Это обещание мы дали друг другу, искренне веря, что Бог в своем милосердии дарует нам возможность навеки быть вместе.

И для Того, кто встретит меня на дальнем берегу, карточка из машины предсказаний, конечно же, не станет доказательством божественного контракта. А если последующая жизнь окажется отличной от той, что запланировали мне Небеса, я не смогу пригрозить судебным иском и потребовать назвать мне имя хорошего адвоката.

Следовательно, если милостью божьей обещание, написанное на карточке, будет исполнено, то на дальнем берегу меня должна встретить сама Брозуэн Ллевеллин, моя Сторми, и никто другой.

Так что самое подходящее место для карточки — рамка на стене. Здесь она будет в безопасности и по-прежнему сможет вдохновлять меня, если я вернусь из этой экспедиции живым.

Когда я вошел на кухню, чтобы позвонить Терри Стэмбау в «Пико-Мундо гриль», Элвис сидел за столом и плакал.

Я просто не могу видеть его в таком состоянии. Король рок-н-ролла не должен плакать. Никогда.

Он не должен и ковырять в носу, но, случается, ковыряет. Я уверен, это у него такая шутка. У призрака нет необходимости ковырять в носу. Иногда он притворяется, что нашел «козла», и вытирает палец об меня. А потом озорно улыбается.

В последнее время он по большей части был весел. Но ему свойственны резкие перемены настроения.

Умерший более двадцати семи лет тому назад, не имеющий в этом мире никакой цели, но и лишенный возможности покинуть его, одинокий, каким только и может быть бродячий мертвый, Элвис имеет веские причины для меланхолии. Но в данном случае слезы, похоже, вызвали стоящие на столе солонка и перечница.

Терри, ярая поклонница Пресли и знаток всего, связанного с ним, подарила мне двух керамических Элвисов, высотой в четыре дюйма каждый, датированных 1962 годом. Один, весь в белом, предназначался для хранения соли, которая сыпалась из гитары. Второй, в черном, при переворачивании выдавал перец через дырочки в голове.