Александр Новиков - Башня

– Урод, бля, – просипел Петрович. Он сидел на полу, глотал ртом воздух, смотрел на Ивана снизу вверх – с ненавистью.

А Иван продолжил:

– А теперь этот Ачхой-Мартан, Чечен-аул, по Невскому – вон, посмотри! – рассекает на «мерсюках» и «бомбах». Хозяева! Вот тебе и весь хрен до копейки. А ты говоришь: должен! А я не должен! Никому! Ничего! Я свой долг отдал… Я, вообще, по жизни пиво пью. И не мешайте мне пить мое пиво… а больше я ни хера не знаю. И знать не хочу. И ни хера мне не надо… Ясно?

Иван вышел из караулки, Петрович с ненавистью смотрел ему вслед.

Иван вытащил из кармана пачку сигарет, закурил. Было уже почти светло. Над станцией целеустремленно пролетела куда-то воронья стая.

Иван ехал в сторону города, к кольцевой. Обычно он подбрасывал Петровича до «кольца», но сегодня Петрович в Иванову «Ниву» не сел – уехал на служебной развозке, которая привезла смену. Иван сказал:

– Зря ты, Герман Петрович. Унюхают запах – настучат в абвер. А абвер, сам знаешь, начнет копать…

Петрович отмолчался, Иван пожал плечами: мол, вольному воля. Иван попрощался с Жильцом. Щенок заскулил. Он уже понимал, что Иван уходит на двое суток.

Щенка на станцию принес Иван. Дело было так. Месяца три назад Иван вышел из дому, направился в магазин. В тот вечер он ждал Лизу и хотел купить бутылку приличного вина. Думая о своем, он шел через двор соседнего дома. Там, на останках спортплощадки, двое подростков играли в баскетбол. Вернее, они просто бросали мяч в кольцо. Иван еще удивился: чего это они играют в баскет мячом для регби?.. Мяч взлетел над площадкой, шмякнулся о щит, о кольцо с обрывком сетки и упал на снег… Он как-то странно упал, а подростки рассмеялись. Иван присмотрелся и вдруг увидел, что никакой это не мяч для регби – это щенок. Сначала Иван не поверил себе. Уроды смеялись. «Мяч» попытался ползти, за ним тянулся кровавый след.

Один из подростков сказал:

– Во живучий какой…

У Ивана зашумело в висках… Второй подросток отозвался:

– А ты говорил, что он и трех бросков не выдержит. Вот уже семь, а он живой.

– Не тренди. Не семь, а шесть!

– Нет, семь. Я считал…

Потом, позже, Иван думал: как хорошо, что они убежали. Иначе я мог бы их изувечить…

В тот вечер он так и не дошел до магазина – повез щенка к ветеринару. Ветеринар, сонного вида молодой мужик, сказал: дворняжка… Иван промолчал… Ветеринар сказал: вряд ли выживет… Иван сказал: лечи. Ветеринар пожал плечами и что-то сделал, но, похоже, для проформы. Иван оставил у ветеринара половину зарплаты и отвез щенка домой. Потом приехала Лиза. Она не спускала щенка с рук, баюкала как ребенка. Иван подумал тогда, что если щенок выживет, то, пожалуй, он оставит псинку себе. Но вышло по-другому: утром пришла соседка, Анастасия Михайловна. Пришла и закатила скандал: безобразие! Собака! У меня с детства аллергия на шерсть животных. Анастасия Михайловна действительно выглядела скверно – дышала тяжело, лицо опухло, слезились глаза. Иван отвез ее в больницу, и там приступ сняли. Стало понятно, что оставлять щенка нельзя… На следующий день Иван отвез щенка на станцию. Герман Петрович посмотрел и сказал: не, не жилец. Но щенок, вопреки всем прогнозам, выжил, его стали звать Жильцом. Лиза часто передавала ему «гостинцы» – сосиску или косточку… Среди прочего персонала станции Жилец выделял Ивана. Почему – непонятно. Навряд ли щенок понимал, кто его спас, – ведь когда Иван отобрал его у «детишек», щенок был полумертвым.

…Иван ехал к кольцевой – мимо покрытых остатками ночного снегопада полей, свалок, каких-то сооружений промышленного вида и перелесков в первой весенней зелени. Древняя катушечная магнитола пела голосом Цоя:

Чем ближе к городу, тем меньше было снега в поле и на обочинах. А внутри кольцевой снега не было вовсе. Колеса автомобилей поднимали с полотна грязную воду. Дворники размазывали ее по ветровому стеклу. День был серый, неуютный. Цой пел:

Иван сбросил скорость, повернул на развязку.

Иван прокрутился на развязке, миновал пост и выскочил на «кольцо». Он ехал и думал: нехорошо вышло с Петровичем, некрасиво… Но я-то в чем виноват? В том, что не попал под проституцию? Или в том, что его сынок решил поиграть в борьбу? Или, может, я виноват в том, что сам не участвую в этой их борьбе? Ну, извините. Я романтики наелся в Чечне. По уши. Хватит мне уже борьбы. Я, ребята, сам за себя. Я, братики, пиво пью… И не мешайте мне пить мое пиво. Вот так…