Дин Кунц - Брат Томас

Информация про жевательную резинку из какого-то романа. Я многое узнал из романов. Некоторые факты даже соответствуют действительности.

Опустившись на второй стул, сестра Анжела спросила:

— Еще одна бессонная ночь, Одд Томас?

Из наших предыдущих разговоров она знала, что теперь я сплю не так крепко, как раньше. Сон — это мир и покой. А к ним я пока не стремился.

— Не мог лечь в постель, пока не повалил снег, — признался я. — Хотел увидеть, как мир становится белым.

— Снегопад еще не начался. Но комната в подвале — не лучшее место для того, чтобы наблюдать, как идет снег.

— Да, мэм, — согласился я.

У нее прекрасная улыбка, и улыбаться она может долго, терпеливо ожидая пояснений. Если б она занесла меч над головой, он был бы не столь эффективным средством развязывания языка, как эта растянутая во времени улыбка.

Паузу, конечно же, прервал я.

— Мэм, вы смотрите на меня так, будто думаете, что я чего-то недоговариваю.

— А ты чего-то недоговариваешь, Одди?

— Нет, мэм, — я указал на компьютер, — я просто проверял технические системы школы.

— Понятно. Значит, ты замещаешь брата Тимоти? Его отправили в клинику лечиться от зависимости к «Кит-Кэт»?

— Мне нравится узнавать новое… чтобы приносить пользу.

— Твои оладьи по уикендам — лакомство, каким нас не баловал ни один из гостей.

— Никто не печет такие пышные оладьи, как я.

Глаза у нее были ярко-синие, как барвинки на фарфоровом сервизе «Ройял Далтон», принадлежавшем моей матери, отдельные предметы которого мама время от времени швыряла в стену.

— В том ресторане, где ты работал, у тебя наверняка была постоянная клиентура.

— Меня там ценили.

Она улыбалась мне. Улыбалась и ждала.

— В это воскресенье я испеку шоколадное печенье. Вы еще не пробовали мое шоколадное печенье.

Улыбаясь, она перебирала бусинки цепочки, на которой висел ее нагрудный крест.

— Дело в том, что мне приснился дурной сон о взрывающемся бойлере.

— Сон о взрывающемся бойлере?

— Совершенно верно.

— Настоящий кошмар, не так ли?

— Он очень меня встревожил.

— Взрывался один из наших бойлеров?

— Возможно. Во сне точной привязки к месту не было. Вы знаете, какие они, сны.

Глаза-барвинки блеснули.

— В этом сне ты видел горящих монахинь, с криками убегающих в снежную ночь?

— Нет, мэм. Слава богу, нет. Только взрывающийся бойлер.

— Ты видел, как дети с физическими недостатками, объятые пламенем, выбрасываются из окон?

На этот раз я промолчал и улыбнулся.

— В твоих кошмарах всегда мало чего происходит, Одди?

— Не всегда, мэм.

— Иногда я вижу во сне Франкенштейна. Из-за фильма, который смотрела маленькой девочкой. В моем сне всегда появляется старая ветряная мельница с рваной, прогнившей парусиной крыльев, которые скрипят во время грозы. Хлещет дождь, ночь рассекают молнии, мечутся тени, я вижу какие-то каменные лестницы, двери, замаскированные под секции книжных полок, потайные ходы, непонятного вида машины, яркие электрические дуги, безумного горбуна со сверкающими глазами, за спиной у меня вырастает чудовище, а ученый в белом лабораторном халате несет в руках собственную отрубленную голову.

Закончив, она мне улыбнулась.

— У меня во сне взорвался бойлер, ничего больше, — стоял я на своем.

— У Бога много причин любить тебя, Одди, и, уж конечно, он любит тебя и потому, что ты такой неопытный и неумелый лжец.

— Раньше мне удавалось ловко лгать.

— Утверждение, что тебе удавалось ловко лгать, — самая большая ложь, сказанная тобой.

— В школе монахинь в дебатах вам, наверное, не было равных.

— Хватит об этом. Тебе не снился взрывающийся бойлер. Тебя тревожит что-то еще.

Я пожал плечами.

— Ты заглядывал в комнаты к детям.

Она знала, что я вижу души мертвых, задержавшиеся в нашем мире. Но о бодэчах я не рассказывал ни ей, ни аббату Бернару.

Поскольку этих призраков, охочих до людских страданий, притягивали события с многочисленными жертвами, я никак не ожидал встретить их в столь уединенном месте. Вроде бы им следовало сосредоточиться на городах и мегаполисах.

А кроме того, те, кто принял на веру мои утверждения о том, что я вижу души умерших, скорее всего, могли счесть себя слишком доверчивыми, если бы я сразу заговорил о неких демонах, которые собираются в тех местах, где людей ждет мучительная смерть.

Человека, у которого одна ручная мартышка, полагают милым эксцентриком. Но если человек превращает свой дом в обезьянник и десятки шимпанзе разгуливают по комнатам, то им начинают интересоваться психиатры.