Рю Муроками - Отель «Раффлз»

Сейчас я признаюсь ему во всем. Даже в том, чего я сама не понимаю. Это называется исповедью.

— Вы знаете, что младенцы улыбаются еще до того, как начинают видеть?

Он стоял с идиотским видом, и я, изображая Глорию, рассказала ему все о Кария. Все было правдой и одновременно ложью.

Это единственный человек, перед которым я могла улыбаться как ребенок. Ложь и правда.

Этот человек удачно женился, был успешным фотографом, и в то же время он потерял что-то очень важное, то, что открылось ему на вьетнамской войне. Он отправился в Сингапур, чтобы вновь обрести утраченное, и единственный человек, который в состоянии помочь ему и понять его, — это я.

Ложь и правда.

Это человек — ложь. Удачно женился — правда. Был успешным фотографом — ложь. Единственный, кто может понять, — ложь. И помочь — правда. Это я — ложь. Этот человек — ложь, женитьба — опять ложь, фотограф — правда, понять — правда, помочь — ложь. Я — правда, ОД — ложь, НА — правда.

Потом мы отправились с гидом на остров. Как же он назывался? Пулау-Секин или что-то в этом духе. Если заметить, что мой воображаемый мир состоит из чистого девяностопятипроцентного кокаина, этот остров — из банального аспирина. «И тем не менее», — говорила я себе, стоя посреди коз, кошек, кур, попугаев и занятых стиркой женщин, распространявших вокруг себя сильнейший запах человеческого тела. И тем не менее, если этот рыбак или подносчик фруктов в Чайнатауне смог бы поправить свои дела при помощи изображения изуродованного трупа, я поверила бы в то, что действительно все возможно и что упитанный поросенок может танцевать лучше Нижинского.

Однако я не видела причин не играть Глорию Свенсон. Ведь я приехала сюда… Или, скорее, нет, не потому. А в силу того, что я слишком умна.

«Островное кладбище, сцена тридцатая, дубль второй, попытка первая».

— Это могила?

Я — сама женственность, готовая отдать в жертву дьяволу свою девственность только для того, чтобы этот человек сделал мою фотографию.

— На острове нет ни одного японца, соответственно, нет и японских могил.

Этот гид — талантливый парень. Как правило, первоклассные гиды обладают прекрасными актерскими способностями.

— Если бы он лежал в могиле, все было бы гораздо проще. Так думают все влюбленные женщины. Почему же любовь такая болезненная штука? Я бы чувствовала себя гораздо лучше, если бы его уже не было на этом свете. Напоминает какую-то народную боливийскую песенку. Я рассмеялась — настолько была счастлива, что играю эту роль.

Возвращение в город настроило меня на романтический лад.

А в гостинице меня ждал прелестный подарок от Кария. Мне нужно было показать гиду эти цветы, меня распирало от гордости. Их там было как минимум на миллион иен.

— Посмотрите! Я думаю, что он где-то здесь, в городе. Это же он прислал цветы!

Поймет ли он мою абсолютную чистоту?

— Вы хотите сказать, что эти цветы прислал тот человек, которого вы разыскиваете? — произнес он.

Даже будучи под кайфом, я все равно не смогу забыть этого гида. Ведущий всегда должен знать больше, чем ведомый.

На меня уставился потолочный вентилятор. Роберт Кеннеди, Ава Гарднер — обменивались ли они с ним взглядом? Все вещи, находящиеся в движении, — живые. Мчащиеся машины, движущиеся тела, строящиеся небоскребы — все они живые.

— Когда я вхожу в пустую комнату или когда просыпаюсь посреди ночи, а он начинает вращаться… Он похож на маленького зверька. Вам не кажется, что он что-то бормочет?

Когда я играю, я могу разговорить кого угодно. У меня нет друзей.

— Храм? — невольно переспросил я.

Я вбежал во внутренний дворик с пальмами, опоздав на сорок минут. К этому времени актрисы уже не было в отеле. Она ушла одна. Я поинтересовался у мистера Дункана, куда, по его мнению, могла она деться, и тот ответил, что она вроде интересовалась у консьержа, где можно взглянуть на старые храмы.

— Но он не знает, — добавил мистер Дункан, — какой именно она собиралась посетить.

В Сингапуре и его окрестностях по меньшей мере сотня церквей.

Конечно, я был гидом и к тому же опоздал на встречу, но в том не было моей вины. До отъезда я имел продолжительный телефонный разговор с директором. Это довольно странный сингапурец китайского происхождения, лет сорока, недавно вернувшийся из Бостона. Я полагаю, он далеко не дурак, потому что ему удалось поднять уровень нашей фирмы до возможности обслуживать весьма состоятельных клиентов, но, должен сказать, и он немало удивился, когда узнал о счете на пятьдесят тысяч долларов.