Майкл Грубер - Долина костей

Закончив пластовать порции, он снял с крюка чугунную колотушку с зубчатой ударной поверхностью весом в двадцать унций и принялся отбивать нарезанные куски, придавая каждому, с помощью выверенного числа ударов, толщину в четверть дюйма. Затем они отправлялись в ведро с домашним маринадом, состоявшим из чеснока, лимонного сока, соли, перца и букета трав, состав которого, равно как и пропорции смеси, были известны лишь Пазу, его матери и Господу Богу. Он наносил удары в ритме самбы и ощущал (ибо именно ради этого он сюда и пришел), как размягчаются не только отбивные, но и его сердце. Около девяти пришел Рафаэль. Ему предстояло обдать кипятком сотню фунтов картофеля, но Пазу он не сказал ни слова, поскольку сам врубался в медитативный аспект процесса отбивки мяса. На кухне становилось теплее, с носа у Паза падали капельки пота, которые он без раздумий вбивал в мясо. Его мать, демонстрируя этот процесс в тесной, жаркой, как духовка, кухне их первого ресторана двадцать лет тому назад, сказала, что пот Паза и есть истинный секретный ингредиент их palomillas , отбивных по-кубински. Паз поверил этому тогда и верил до сих пор.

Последний кусок мяса шлепнулся в ведро. Паз помыл и отложил в сторону нож и колотушку, потянулся, подставил голову под кран в раковине, вытер лицо полотенцем, а когда положил полотенце, объявилась его матушка. Желтый брючный костюм, волосы убраны под цветастый тюрбан, пальцы и запястья окольцованы фунтами золота.

— Что не так? — требовательно спросила она.

— Все в порядке, мама, — ответил он.

— Ты не спал прошлой ночью. Ты пришел сам, хотя обычно мне приходится тебя сюда затаскивать, разрезал и отбил целый кусок говядины. И, — тут она, бряцая множеством золотых браслетов, помахала рукой вокруг его головы, вокруг ауры, которую, по ее утверждению, она могла видеть, — ты весь в буром тумане. Так что не говори мне, будто «все в порядке». Это какая-то женщина?

— Если ты знаешь, то зачем спрашиваешь?

— Что случилось?

— Ничего, я же сказал тебе. Просто я… в общем, я порвал с Уиллой.

Миссис Паз возвела очи горе и всплеснула руками, негодуя на равнодушных к столь великому несчастью богов.

— У меня никогда не будет внуков. Это моя судьба. Но не просто судьба, тут есть что-то еще… — Она принялась выделывать в воздухе пассы.

— Неужели проклятие? Боже сохрани! Нет, не проклятие, но что-то тяжкое, мрачное…

Он резко отвернулся, однако ему хватило ума прикрыть это движение снятым фартуком.

— Кончай, мама! Ты ведь знаешь, что все это мракобесие меня не интересует.

— Тебя, может, и не интересует, зато оно тобой интересуется. Говорю снова, тебе нужно очиститься.

— А я отвечаю, никакого очищения. У меня все в порядке.

— Нет уж, сынок, какое тут в порядке, если тебя оставила твоя женщина. А я-то надеялась, что ты предложишь ей выйти за тебя замуж.

— Я и предложил. Но она ответила отказом.

— Что? Ты сказал ей, что любишь ее, что ты и мига не можешь прожить на этой земле без нее, и она сказала… что ?

— Ну, мама, не то чтобы я использовал именно такие слова. Я сказал, что нам с ней здорово вместе и было бы неплохо оформить это официально. А она ответила «нет, спасибо».

— Конечно, она сказала «нет», ты besugo! Zoquete! Чурбан безмозглый! Разве тебе не известно, что женщинам приятно слышать слова любви?

— Вообще-то, я об этом догадывался, но уж что вышло, то вышло. Прости.

Вошел Цезарь, шеф-повар, но, поняв, что разговор серьезный, испарился, сделав вид, будто забыл что-то в машине.

Пазу всегда было нелегко иметь дело с рассерженной матушкой. Как он заметил с раннего возраста, Маргарита, будучи не в духе, казалось, угрожающе увеличивалась в размерах. Между тем миссис Паз и без того была женщиной рослой, почти с сына, крепкой, благодаря годам тяжелого физического труда, широкоплечей, с кожей цвета тиковой коры и тщательно заплетенными в косицы блестящими, как лакрица, волосами. Для своих пятидесяти лет она выглядела отлично. Но сейчас, грозно возвышаясь над Пазом, раздувая ноздри подобно латиноамериканской Годзилле, Маргарита готовилась к перечислению всех его грехов и провалов, начиная с четырех лет до сего дня. Поэтому он испытал невыразимое облегчение, когда треньканье и вибрация в районе поясного ремня известили, что ему звонят на сотовый. Он живо выхватил мобильник и нажал клавишу.

— Прости, мама, мне нужно поговорить. Полицейское дело.

— Когда ты разговариваешь с матерью, полицейские дела могут и подождать.