Алик не понял, кого искал Василий. О том, кто такой Алик, знали только в секретной лаборатории КГБ. Но уточнять не стал.
Алик вежливо улыбнулся:
— Значит, ты слышал мою исповедь?
— Не исповедь. Репортаж с петлей на шее, — уточнил Капитан,— очень откровенный репортаж. Я тебя даже светом предупреждал, чтобы ты не очень откровенничал. При посторонних. Но куда там… Разве тебя остановишь! Натура! Наша натура! Всю правду — в лицо палачам! Песню не задушишь! Ведь так, да?
Алику стало стыдно. Он опустил голову, чтобы не видеть веселья Капитана. Но Капитан резко убрал смех. Сказал тихо и серьезно:
— Твоя песня достигла цели. Даже не смысл ее, не слова, а мотив. Вернее, интонация. Я понял, как мне с тобой нужно разговаривать о моем деле, — в той же интонации. Только в той. Слова разные будут. А мотив у нас один… Мы же с тобой ужасно похожи. Не находишь? Так как мне тебя называть, Алик или Саша?
Алик понял, что этот Василий знает про него все. Алик захотел воздействовать на наглеца. Отключить его в этом пустом ресторанчике. И уйти. Но только Алик сосредоточился, капитан спросил тревожно:
— Что-то не так? Я что-то не то сказал?
И Алик решил подождать с воздействием. Выведать сначала у нега все. Все, что он знает.
— Ты не сказал главного. Расскажи, как ты меня заказал.
Они выпили. Закусили миногами. И Джо-Василий не спеша начал свой рассказ.
— Мне до смерти обидно, что ты считаешь меня виновником всего. Хотя тебя я понять могу. У тебя есть основания так считать. Ты думаешь, я люблю Марину. А Марина любит тебя. Так? И я заказываю бандитам тебя. Так? Но это твоя версия. А моя история совершенно другая. Ну просто совершенно. Ничего общего с твоей не имеющая. Хотя начинается она так же, как твоя. Я очень люблю Марину. Но! Но она совсем не любит тебя. Вот где главная твоя ошибка. Она тебя не любит. Конечно, она тебе благодарна за чудесное исцеление. Конечно, ты интересный человек. Даже очень интересный. Умный. Талантливый. Все, что я сказал о тебе, это уже очень много, правда? Чтобы сразу и образованный, и умный, и добрый, и талантливый. Но! Но она-то влюбилась в меня в тринадцать лет. Ты это прекрасно знаешь. Влюбилась, как может влюбиться только она. На всю жизнь. И этого в ней не побороть. Никогда. И ничем. Ты своим лечением только помог мне. Про изумрудную дверь это ты здорово придумал. Ты думал, что убил меня. Нет! Ты просто закрыл эту дверь на ключ и ключ спрятал. Этим ее успокоил. Ну нет ключа, и все. Она, как разумный человек, приняла закрытую дверь за данность. Но, милый доктор, ты совсем выпустил из виду, что за дверью-то стоит живой человек. Я открыл дверь своим ключом и вошел к ней. И ты мне ничем не мог помешать. Ничем. Ну подумай сам, зачем же мне заказывать твою жизнь? Если ты мне ничем не мешаешь? Ну зачем?
— Кто же тогда меня заказал?
— Вот!!! Вот интересный вопрос. Главный вопрос. Самый главный в нашем разговоре…
— Кто меня заказал? — хриплым шепотом сказал Алик.
— А-а-а! Ты уже догадался. Она тебя заказала. Она…
— Зачем?
— Как — зачем? Второй-то ключ у тебя. Ты же опять можешь закрыть перед ней эту дверь. Она испугалась тебя. Испугалась, что ты можешь нам помешать. Можешь ей испортить жизнь… Она так верила тебе. Даже влюбилась в тебя. Помнишь, на остановке троллейбуса она тебе призналась в этом? А ты от нее отказался. И она отомстила тебе. С этим мальчишкой. С Валериком, кажется?
— Думаешь, она мне мстила?
— Тебе, тебе. Она тогда была влюблена в тебя по уши. А ты не оценил. Ты считал, что она замещает тобой меня. Эх, если бы ты ей поверил тогда. Мне бы нечего было здесь делать. Но, на мое счастье, ты не поверил. И она выкинула тебя из своей жизни навсегда…— Василий неожиданно резко, круто сменил тему. — На этом с Мариной закончим. Тут все ясно… Но я не за этим сюда пришел…
Из буфетной показался торжественный Миша. Выставив крутой животик, он нес поднос, накрытый крахмальными салфетками. Василий наклонился к Алику:
— Слушай, этот еврей меня утомил. Идем на воздух. Что-то душно здесь. А на улице опять лето. Идем, побродим по Васильевскому… У меня острый приступ ностальгии.
Василий схватил со стола бутылку, сунул ее в карман потертой косухи и потащил Алика к выходу.
Отдохнувшее за два дня солнце палило нещадно, как на юге. Василий потащил Алика к Николаевскому мосту. Он восхищался любой мелочью. Развешанными тельниками на леерах самоходок, громыхающим с моста разбитым трамваем, расписанным рекламой «Сникерса». Загадочной улыбающейся мордой сфинкса с отбитым подбородком. Он радовался своему возвращению домой, как ребенок. Алик видел, что Василия понесло. Чувствовал, что скоро тот откроет ему свою тайну. И терпеливо ждал. Не обращал внимания на восторги Василия, на его смешные дурачества. Он не очень удивился, когда Василий предложил ему сделать привал у сфинксов. С одной стороны раскинулась Нева, а с другой стороны от посторонних глаз защищала высокая набережная. От Горного института до Дворцового моста нет лучше места для привала. И Алик, как всякий коренной ленинградец, ценил и любил это замечательное место.
Читать дальше