Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

— Прощай, марсианин.

Больше я своих влюбленных родителей не видел…

Котяра положил передо мной металлическое зеркало.

— А это что?

— Бритвенное зеркало.

Котяра сказал торжественно:

— Не «изделие», конечно. Но тоже кое-что умеет. Проверь.

Я смотрел в мутное зеркало, как в застывшую воду, видел очертания своего лица и светлый круг иллюминатора за моей спиной.

— Как его проверить?

— Задумай что-нибудь, — прошептал Котяра. — Сначала отвернись. Что сейчас больше всего увидеть хочешь, то задумай. А потом в зеркало посмотри!

Я отвернулся к иллюминатору. За толстым стеклом все еще угасала одна заря и одновременно разгоралась другая… Я ни о чем не думал. Нечего было мне хотеть… Я устал.

— Уснул, что ли? — толкнул меня Котяра. — В зеркало смотри!

Солнце выкатилось от Петропавловки. Столик отливал серым перламутром. Я вспомнил ее глаза. И резко посмотрел в зеркало.

— Слава, ты здесь? Да? Отвечай, Слава?

На гранитном спуске стояла Натали…

Неожиданное появление Натали ни в коем случае не было связано с «волшебным зеркалом». Хитрый Котяра раньше меня увидел ее в иллюминаторе на гранитном спуске. Она стояла, зябко приподняв плечи, съежившись, сжав длинные ноги в блестящих русалочьих колготках.

— Слава… — опять позвала она.

Металлическое зеркало было совсем ни при чем.

Я даже не успел решить — чьи глаза я вспомнил, как она тут же появилась на спуске. Я встал. И Котяра встал.

— Славик, мы договорились?

Я уже забыл, о чем мы с ним договорились, но он напомнил шепотом:

— Шестого у меня аренда кончается. Поговоришь с профессором?

— Поговорю, — быстро согласился я, боясь, что совсем замерзнет на спуске девушка-мальчик.

Мы с Котярой одновременно выскочили на палубу. Натали обрадовалась.

— Слава, ты здесь, да? Я так боялась, что ты уйдешь.

— А что случилось? — спросил ее Котяра. — Костя Жорика убил, что ли?

Натали рассмеялась.

— Все очень хорошо. Да? Они все поехали в гости к Людмиле на Каменный остров. Да?

— А ты чего же не с ними? — допрашивал ее строго Котяра.

Натали улыбнулась.

— Константэн мне велел идти к вам.

— Зачем это? — нахмурился Котяра.

— Чтобы я одна не ходила. Чтобы ко мне никто не пристал,— как само собой разумеющееся объяснила ему Натали. — Константэн сказал, что вы довезете меня до отеля «Европа».

— Как это мы тебя довезем? — рассердился Котяра. — Питер — не Венеция.

Я подал руку Натали.

— Садись. До самого отеля мы не довезем. Подбросим до канала Грибоедова. А там рядом. Я тебя провожу.

Натали поддернула узкую короткую юбочку и перешагнула через леер. На секунду мелькнули белые трусики.

Котяра недовольно возился у штурвальчика. Натали мешала его планам. Он боялся, что я забуду о нашей договоренности. Я хотел проводить Натали в теплую каюту, но она воспротивилась.

— Я хочу здесь. Я хочу смотреть ваш город.

— Не насмотрелась еще? — проворчал я недовольно.

Она села на корме и сказала серьезно:

— На него невозможно насмотреться, да? У меня такое чувство, Слава, как будто я здесь уже была… Когда-то очень давно, да?

Я накрыл ее байковым одеялом. Она благодарно кивнула.

— Может, чуток коньячку? Для сугрева,— спросил я ее.

— Нет! — испугалась почему-то она. — Пожалуйста, не надо. Да?

Котяра оттолкнулся от спуска и включил двигатель. «По-по-по-по-по», — простуженно загудела выхлопная труба.

Малиновые перья почти совсем растаяли над Васильевским островом, зато все ярче разгоралось солнце за Петропавловкой. На одной стороне неба еще умирала ночь, а на другой уже царило новое утро. Натали задумчиво смотрела на странное небо. Задумчиво и серьезно. Я сел рядом.

— Слава, — наконец сказала она, — мне очень неприятно… да?

— Почему?

— Профессор очень обидел тебя, да?

Я успокоил ее:

— Да не бери в голову.

Она сначала про себя уразумела смысл выражения, потом сказала взволнованно:

— Это нельзя не брать в голову. Да? Это очень серьезное обвинение. У нас во Франции за это могут судить!

— За что? — не понял я.

— За фашизм,— прошептала она.— Разве ты нацист, Слава?

Я успокоил ее:

— Русский человек не может быть нацистом по определению.

— По какому определению? — не поняла она.

— Нацист — это состояние крови. А русский — это состояние души.

Она задумалась.

— Значит, можно быть русским по состоянию души, но не быть русским по крови? Да? Я, наверное, не так поняла?…