Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

— За мной, — велел Котяра и спустился в каюту.

Мы с Натали переглянулись и пошли за ним.

В каюте, у трапа, Котяра открыл низкую дверцу.

— Все, как в лучших домах Парижа!

Мы заглянули внутрь. Под лестницей была каморка на ширину катера и метра полтора глубиной. Почти всю каморку занимал топчан, застеленный грязным пледом. Над топчаном кнопками приклеены были фотографии голых грудастых девиц в самых замысловатых позах. Девицы улыбались влажными открытыми ртами.

— Мулен Руж! — гордо сказал Котяра.

Натали покраснела.

— Прощайтесь, ребята! Не буду вам мешать, — Котяра подмигнул мне, — я же тебе обещал, Славик. Слушайся дядю, и все будет хорошо!

Он поднялся по трапу и плотно закрыл за собой дверь. А Натали села на голубой диванчик и положила торбочку на колени.

— Слава, — сказала она. — Это должно быть очень кр-р-р-расиво. Да? Или никак… Ты меня понимаешь, Слава?

Я молча толкнул ногой дверь в каморку, она, щелкнув, закрылась. Я сел напротив нее на диванчик.

— Извини меня, Слава, — сказала Натали. — Я так не могу… Да?

— Ничего, — сказал я. — Бывает.

— Разве тебе со мной плохо, Слава? — спросила Натали.

— Хорошо, — сказал я. — А тебе?

— Мне очень гр-р-р-рустно, — сказала Натали.— Мне хочется плакать. Да?

— Поплачь, — сказал я. — Помогает.

Из ее широко раскрытых глаз выкатилась слезинка и остановилась в глазнице.

— Я вернусь, Слава, — сказала она. — Ты веришь? Да?

— А ты? — улыбнулся я. — Ты сама-то веришь?

Она подумала и упрямо кивнула.

— Верю. Да? Я заработаю деньги на билет. И вернусь. Да?

— А сколько стоит билет?

— Триста долларов, — сказала она, — триста с чем-то. Да?

Я достал из кармана хрустящие, новенькие бумажки.

— Возьми. Тут как раз на билет.

Она испуганно смотрела на зеленые деньги.

— Возьми, — сказал я строго, — чтобы потом не говорила, что заработать лишних не удалось.

Она спросила тихо:

— Ты хочешь, чтобы я вернулась? Да?

— Я без тебя умру, — сказал я.

Она вскрикнула и прыгнула мне на колени…

Через полчаса мы вышли на палубу. Котяра загорал, растянувшись на кормовой банке.

— Леня, — позвал я.

Котяра зевнул.

— Вы меня укачали, ребята.

— Как? — не поняла Натали.

— В такт, — объяснил Котяра, — качали катер, как колыбель.

Натали посмотрела на меня и счастливо засмеялась. Котяра стал натягивать на себя тельник.

— Подожди, — сказал я. — Покажи ей свою икону.

— Неудобно, — застеснялся Котяра.

Я вырвал у него тельняшку.

— Неудобно скрывать от людей произведение искусства. Смотри, Натали.

Котяра смущенно оскалился и выставил грудь. Во всю ширину груди, от соска до соска, разместилось монументальное полотно. За низким столиком, уставленным бутылками, сидели трое: в центре — кудрявый белобрысый морячок, слева от него — грудастая красотка с призывно открытым ртом, справа — худой горбоносый лупоглазый тип разливал бутылку. Над всей композицией синели буквы славянской вязью: «Они нас губят».

Натали, приоткрыв рот, рассматривала полотно.

— Что скажешь, специалист по наколкам? — спросил я.

— Очень красиво, — сказала Натали.

— Ты поняла суть произведения?

— О да, — задумчиво сказала Натали. — Они погубили Пушкина.

— Кто?! — удивился я.

— Наталья Николаевна, Дантес и Геккерн. Все трое. Да?…

Котяра надел тельняшку.

— А я что говорю? Икона — на все случаи жизни. Ёк макарёк…

А потом мы на катере перекусили. Натали отказывалась, но я заставил ее поесть — до Парижа три часа лета. И мы выпили «жють-жють» за Париж.

В половине первого она попрощалась с Котярой. Я пошел ее провожать до отеля через Михайловский сад.

У пруда она села на скамейку.

— Слава, я должна тебе сказать кое-что. Да?

— Да, — сказал я. — Ты должна открыть мне свою тайну.

— Тайну? — удивилась она. — У меня нет тайн от тебя. Да?

— Есть, — напомнил я. — Ты мне обещала рассказать, чем я тебе помог!

— О, это не тайна,— сказала Натали.— Ты мне помог разоблачить ложь.

— Про Пушкина?

— Это большая ложь. Но была еще одна маленькая. Да?

— Какая?

Натали сморщила носик.

— Это все мой профессор. Он большой идеалист. Да? Он очень крупный ученый, но большой идеалист. Ему очень повезло. Он нашел в архиве Геккернов дневники Дантеса. Их искали все, но нашел только он. В дневниках он прочел, что Дантес очень любил мадам Пушкину. Он совсем не собирался убивать Пушкина. Он спасал честь своей дамы. Пушкин не поверил ему. И произошла трагедия. Да?…