Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

Уже с моста я видел, как Константин, стоя на катере, провожает меня взглядом. Я остановился на середине моста и махнул ему рукой. В ответ я услышал свист:

— Фа-фа-ра-ри-ра-ра, фа-фа-та-та…

До прихода первой «стрелы» было еще часа два. Но, слава Богу, вокзал уже открыли. В гулком мраморно-красном, как крематорий, зале ожидания народу было мало. Я устроился на мягкое, распоротое ножом кресло, засунул руки в карманы и закрыл глаза…

Я был спокоен. Мне не пришлось ничего объяснять. Константин все высчитал сам… Высчитал то, что я сумел понять только на «сходняке»… Константин понял свою главную ошибку. Она была проста.

Я был первой любовью Людмилы, и эта любовь заржавела…

Второй ее любовью был «старичок-профессор», Константин подозревал мсье Леона. Людмила училась в Париже в аспирантуре. А первым ее профессором в Питере был Игорь Михайлович Критский… И эта любовь не ржавела!

Когда я увидел, как Критский снимал у себя на кухне с зеленого шнурка «неглиже» — свои широкие трусы и белый кружевной лифчик, я подумал, что это лифчик Алины. Именно такой лифчик торчал из-под ее воздушного платья в тот первый летний день, когда мы с Константином появились в его офисе, а она сидела за столом у букета сирени.

Уже на «сходняке» я вспомнил, как Людмила пришла ко мне домой, когда вывезла меня из «гостевой» на Каменном острове. Под ее светлой трикотажной маечкой просвечивал точно такой же лифчик!

На моей кухне она сама пошла в чулан за вареньем и потом предупредила меня о чулане… Она испугалась. Не за меня. За себя… Испугалась, что я могу открыть их тайну…

Она родилась на Мойке. Это много значит. Ее тянуло сюда. Это она заставила Константина купить нашу бывшую квартиру у Адика. Она и не догадывалась, что я остался жить рядом, за стеной, в своей выгороженной клетушке с выходом во двор. В квартире своей первой любви она поселила свою любовь настоящую…

Настоящая любовь королевы — «искусствовед в штатском»! С ума сойти! Сердцу не прикажешь, как говорится. Дело не в этом… В другом. Кто из любовников придумал так хитро убрать с дороги Константина?… Конечно же он! Это Критский посоветовал прибрать к рукам фирму Адика. Критский для этого с помощью Людмилы перекупил гарнитур. Константин наехал на Адика. Об этом все знали. А потом по приказу Критского Мангуст подвесил Адика на струну! По приказу Критского Мангуст принес счета и документы Константину. Критский знал, что Константина ожидает «сходняк», и он подарил ему «бессмертие»… А при чем же тут Суслик?… Все очень просто.

Ушла от Константина Людмила не к Суслику… Настоящим хозяином Суслика был его Мастер! Таинственное лицо, явившееся из-за занавески в Юсуповском дворце… Мастером этим был человек с портретов Боровиковского, «пожилой ангел», открывший в тот страшный новогодний вечер свою истинную сущность… Я понял это, когда спросил у Людмилы в ее машине: «Ты передала бумаги Мастеру?» После этих слов она достала «Беретту» и взяла с меня слово не лезть в чужие дела… И я ей это слово дал. И я сдержу его. Потому что Константин прав: все оказалось проще и страшнее… И еще… Потому, что я люблю ее. Эту смешную, трогательную и очень сильную девочку… И я ее никому не отдам. Потому что она — моя, потому что других уже мне не надо…

Я не заметил, как уснул…

Я снова стоял в толпе на огромной площади. Мелкий холодный дождь стекал с моего лица. А из-за туч пробивался солнечный луч. Он освещал только высокую фигуру в белом хитоне с капюшоном, накинутым на голову. Фигура стояла высоко над толпой, на площадке перед экраном. На таймере замерли зеленые цифры «2033»…

Красавец в черном смокинге, раскинув для братских объятий руки, подходил к белой фигуре все ближе…

Толпа замерла.

Красавец остановился, не дойдя шага. Человек в белом откинул капюшон… Белокурый красавец отступил на шаг…

Все увидели, что перед ним стоит высокая седая женщина. Она сказала ему тихо, но услышала ее вся толпа:

— Вы убили моего сына.

Толпа ахнула. И она повернулась к толпе.

— Вы убили его. И не покаялись.

Толпа стояла, оглушенная ее словами, завороженная блеском ее глаз. Она откинула с лица прядь седых волос и вскинула руку, как на старом плакате:

— Он долго ждал. Пришло время. Он идет!

Она показала смуглой рукой в небо. И толпа запрокинула головы. В небе рос на глазах огненный шар. Он приближался к земле под музыку Глиэра о «великом городе»…

Я понял вдруг, что под эту музыку приходит из Москвы «Красная стрела». Я вздрогнул. И проснулся.