Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

Мне там сразу понравилось. В динамиках звучало родное с детства. Но исполнение было настырное, современное.

Я улыбнулся и вразвалку подошел к стойке.

— Девушка, вы баксы не разменяете?

Качая плечами, барменша ответила мне одними бровями: «Какие проблемы?»

Я огляделся. На меня никто не обращал внимания. Да и занято было всего три столика. Я протянул барменше зеленую бумажку. Она открыла кассу, на свет посмотрела купюру.

— Что пить будем?

Это она предложила. Я об этом даже не думал. Но тут решился:

— Водки. Сто пятьдесят. И закусить.

Качая плечами в такт, она налила водку, качая плечами, отсчитала мне сдачу и отвернулась в пустоту. Выглядел я, наверное, ужасно. Я засунул сдачу в задний карман, устроился у бара на высокой табуретке и стал подпевать про себя:

И вдруг я увидел его!

Они сидели в самом углу. Молодой в черной майке спиной ко мне, а он лицом к выходу. Я долго смотрел на него, пока он не повернул ко мне свое бледное печальное лицо. Поглядел и спокойно отвернулся, будто меня не узнал. Я выпил полдозы, закусил бутербродом. Он не хотел меня узнавать… Тогда я взял со стойки стакан и пошел к ним сам. Я подошел к их столу и спросил:

— Можно?

Они переглянулись, молодой хотел послать меня, но он пожал плечами и кивнул мне на пустой стул. На соседнем стуле лежала черная ковбойская шляпа, надетая на красный мотоциклетный шлем. Я поставил стакан и сел.

Они молча курили, а я смотрел на его печальное лицо. Он повернулся ко мне и вопросительно приподнял брови. Я спросил его:

— За что ты хочешь меня убить?

Он долго смотрел на меня, а потом сказал:

— Сейчас я расскажу тебе анекдот.

— Давай, — согласился я.

И он рассказал:

— Давным-давно жил старый еврей. Очень набожный еврей. Днями и ночами он молился Богу. Но дела у него шли скверно. Сначала прогорела его лавочка, потом умерла его любимая коза, потом сгорел его дом. Старый еврей упал на колени и взмолился: «Господи, за что?! Что я тебе сделал?!» И Бог ему ответил из облака: «Ну не нравишься ты мне, Мойша! Не нравишься!»

Я улыбнулся и сказал:

— Ты мне тоже. Очень не нравишься.

Молодой опять дернулся, но он остановил его рукой и встал.

— Ты куда? — удивился я.

— А что? — наклонился он ко мне.

— Убей меня здесь. Убей сразу.

Он улыбнулся мне одними губами.

— Пошел ты на х…

Молодой взял со стула шлем, дал ему черную шляпу, и они пошли к выходу. Я вышел за ними. Стоя на ступенях ресторанного крыльца, я смотрел, как молодой заводил шикарный мотоцикл с гнутым, как оленьи рога, никелированным рулем. Он сел за молодым, обхватил его левой рукой, повернулся ко мне и крикнул, перекрывая двигатель:

— Все только начинается!

Я крикнул им вдогонку:

— Это начало вашего конца!

Красный огонек мотоцикла был уже далеко. И вдруг мне показалось, что я узнал его. Я окликнул его по имени. Кажется, он меня не услышал…

На площади Льва Толстого я поймал такси. И через еще не разведенный мост Александра Невского кругом доехал до Таврического сада.

Лето царило в городе только днем, ночами еще хозяйничала весна. В легкой рубашке «сафари» меня поколачивало.

Я подошел к дому Константина. Я ни на что не надеялся. Но домой мне ехать было нельзя. Все окна в доме были темными. В одном, приоткрытом, на третьем этаже, горел свет. Я встал под окном, свистнул и крикнул на всякий случай:

— Костя!

Я знал, что в этом музее-квартире он не бывает. Крикнул, потому что замерз и идти мне было некуда. В окне появилась тень. Я крикнул еще раз:

— Костя!

На мое счастье, это был он. Он сказал спокойно (потому что можно было и не кричать — ночью и так все слышно):

— Я не хочу тебя видеть.

— Почему?

— Где ты должен быть сейчас?

— Здесь, — сказал я.

— Ты должен быть в Африке. Ты опять меня подвел.

Он хотел закрыть окно, но я сказал:

— Я на секунду. Открой.

— Зачем?

— Я хочу взять свою кредитку. Я ее заработал за пять лет.

Он подумал немного.

— Только на секунду, — и назвал мне код парадной.

В квартиру он меня не пустил. Ждал меня на площадке в трусах у своей железной двери. Только я вышел из лифта, он сразу же протянул мне кредитку:

— Сопьешься с такими деньгами.

Я оправдался зачем-то: