Мне запомнилась неимоверная духота и теснота в крохотных фойе перед залом. Все знали друг друга, шумно раскланивались, целовались. Я не знал никого. Я изнывал в своем «прикиде от Версаче», надетом по настоянию Натали. Пока я брился в ванной, она его успела отгладить. (Если помните, после бурных приключений в ночь на второе июня «прикид» мой находился в самом плачевном состоянии.) Душно в нем было ужасно. В фойе терпко пахло потом и французскими духами.
Я должен извиниться за то, что не называю фамилий выступавших на конференции. Повторяю, в этом звездном собрании я никого не знал. Но звездность их чувствовал по смелым восклицаниям и свободным манерам. А главное — по строгим, элегантным охранникам на мраморной лестнице.
Открыл конференцию высокий, чуть сутуловатый улыбчивый человек, назовем его «официальное лицо».
Для начала «лицо» поздравило всех с хорошей погодой, предположило, что сама природа сделала такой великолепный подарок своему вдохновенному певцу. Но по красным, потным лицам присутствующих «лицо» поняло, что природа с подарком переусердствовала. «Лицо» улыбнулось залу. Закинув пиджак за спину, как на предвыборном плакате, «лицо» предложило то же сделать присутствующим:
— Мы же работать сюда пришли, а не мучиться.
Этот лозунг приняли со сдержанным воодушевлением, скептически засмеялись, шумно задвигались, снимая пиджаки. Я тоже хотел скинуть «прикид», но Натали не позволила, шепнула мне на ухо:
— Им можно. Да? Тебе — нельзя.
Я удивился, но спорить не стал. Всю конференцию поэтому я слушал вполуха. «Но это хорошо!» — как говорит генерал Багиров. Это избавляет вас от ненужных подробностей.
Официальное лицо повторило знакомый лозунг: «Пушкин — наше все!» — и выразило надежду, что юбилей поэта обратит наконец внимание правительства на бедственное положение культуры и науки.
«Лицу» нестройно зааплодировали. Какой-то потный толстяк заметил громко: «Культура зависит от сантехника и прораба!» (Кого он имел в виду — я не понял.) А «официальное лицо», извинившись, покинуло конференцию.
Следующий выступающий был директор (чего — я прослушал). Высокий седой человек в золотых очках с виноватой улыбкой тоже говорил о Пушкине. О том, что Пушкин для России — больше чем поэт. Вспомнил молодого Есенина, читающего у памятника Пушкину на Тверском бульваре свои стихи: «Мечтая о могучем даре того, кто русской стал судьбой». С виноватой улыбкой директор попросил всех согласиться с народным поэтом: Пушкин — судьба России! В зале напряженно молчали. И тогда директор начал смущенно возмущаться «перегибами», как он выразился, в великолепном всенародном юбилее. Оказывается, в Москве, рядом с храмом у Никитских ворот, где венчался Пушкин с Гончаровой, московские власти открыли фонтан «Саша и Наташа», а где-то на Арбате ретивые предприниматели назвали— свое бистро «Арина Родионовна», поскольку «верная подружка бедной юности» поэта любила пропустить за компанию кружечку-другую. С полной кружечкой и встречает «Арина Родионовна» на Арбате своих новых клиентов. Директор, пожимая плечами, возмущался, что в модных московских бутиках на манекенов нацепили пушкинские цилиндры и украсили их щеки бакенбардами. И все потому, что Онегин был «как денди лондонский одет». И уж совсем неизвестно, почему появилась водка «Пушкинъ». Очевидно, чтобы было кого с похмелья «добрым словом» поминать… В конце своей речи директор развел руками и жалобно вопросил:
— Зачем это все делается? Неужели для того, чтобы имя Пушкина надолго набило оскомину? Чтобы закрыть пушкинскую тему еще лет на двести?… А может быть, и навсегда…
В зале возмущенно шушукались, а на трибуне, как черт из табакерки, появился косматый человек с взъе— решенной бородой. Я так и не понял — появился он по программе или, что называется, «не в силах молчать»? Зал его встретил аплодисментами. И человек, удивительно похожий на лиговского бомжа, набросился, не стесняясь в выражениях, на несчастного директора. Он упрекал его за то, что тот до сих пор оплакивает Пушкина, как «свежего покойника», а Дантеса до сих пор считает чуть ли не «заказным киллером». (Хотя про Дантеса директор ни словом не обмолвился.) Потом эрудированный бомж заговорил об «историческом сознании», которого начисто лишена Россия. В отличие от всех цивилизованных государств Россия, оказывается, до сих пор живет «рабским, феодальным мифологическим сознанием». Русские мужики пьют так, будто бы только что проводили в несчастный поход полки князя Игоря, любой кавказец может запросто овладеть русской женщиной, потому что они (русские женщины) хранят в генах память о татаро-монгольских насилиях. Натали в этом месте больно толкнула меня локтем. А зал довольно хохотал. Бомжа обожали за язвительный ум, за грубую резкость, за голую правду…
Читать дальше