Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

Но крупного ученого волновало не это.

— Константин, вы предупредили их, что мы им ничего не должны? За все платите вы. Вы их предупредили? — спросил он у мужчины абсолютно без акцента.

Мужчина поморщился:

— Гид предупрежден. За все плачу я. Ровно через час. Счастливого плавания!

Он махнул рукой в золотых перстнях и, не дожидаясь ответа, стал подниматься к лимузину.

Месье Леон хитро посмотрел на меня черными миндалевидными глазами и подмигнул.

Леня включил двигатель и, задом отваливая от причала, важно спросил:

— Куда гребем, интуристы? Ёк макарёк!

Месье Леон хитро засмеялся и взял меня под руку.

— Сейчас мы обговорим маршрут с коллегой.

Мы сели на скамейку по левому борту. У другого борта белокурый красавец о чем-то ворковал по-французски с девушкой-мальчиком.

— Это мои ученики,— представил их мне месье Леон, они не обращали на нас никакого внимания. — Я им преподаю историю русской литературы. Мне сказали, вы тоже историк, коллега?

«По-по-по-по-по», — пыхтела выхлопная труба.

Я задумался, глядя на девушку, она бросила на меня быстрый недоуменный взгляд и снова отвернулась к красавцу. А мне смешно стало: «Во повезло! В одну ночь и французский коньяк, и французская девчонка! После всех страданий. Есть на свете Бог все-таки!»

Месье Леон тронул меня за руку:

— Вы меня не расслышали?

А мне уже нужно было, чтобы меня расслышала она. Только она. И я громко озадачил профессора:

— А разве у литературы есть история?

Ученики сразу насторожились. Это мне и было нужно. И я закончил свою интересную мысль:

— Только плохая литература имеет историю, потому что умирает вместе со своим временем. Настоящая литература вечна!…

— Например? — резко перебил меня профессор.

— Пожалуйста, — щедро поделился с ним я. — «Сказание о Гильгамеше», «Одиссея», «Слово о полку Игореве». Эта литература выше истории.

«По-по-по-по-по», — победно пела выхлопная труба. Месье Леон смотрел на меня своими красивыми восточными глазами, и вселенская грусть отразилась на его смуглом лице.

— Как вас зовут?

— Слава, — улыбнулся я девушке, и она опустила глаза.

— Вы идеалист, Слава,— поставил мне диагноз профессор.— Вы, как все славяне, верите в вечную жизнь.

Я еще ни слова не сказал о вечной жизни, я хотел возразить ему, но девушка попросила меня глазами не делать этого, и я промолчал.

Месье Леон сцепил на колене в замок тонкие пальцы:

— К сожалению, все гораздо проще… Одиссея, Гильгамеш, князь Игорь для нас всего лишь призраки. Завораживающие, прекрасные призраки… Мы не можем понять и сотой доли их смысла… великого смысла… Не зная досконально ни времени их создания, ни судьбы их авторов, нам никогда не понять великой загадки этих великих произведений…

Я опять хотел возразить, но девушка вдруг резко что-то сказала соседу по-французски, и тот удивился приятным баритоном.

— Вот видите! — засмеялся месье Леон. — Натали назвала вас дилетантом.

Я посмотрел на девушку-мальчика укоризненно. Они тряхнула мальчишеской головкой и заговорила по-русски:

— Я не так сказала, Слава. Я действительно назвала ваш взгляд… как это… немножко примитивным. Да?…

Месье Леон вставил быстро:

— Я вам помягче перевел, Слава.

— Но я еще добавила, учитель, — она упрямо решила договорить до конца. — Я сказала, что великую загадку этих призраков… Вы ведь их так назвали, учитель?… Их великую загадку могут открыть только сами призраки. Да?

— Ого! — сказал я.

Девочка-мальчик покраснела и опустила глаза. Месье Леон резко возразил ей по-французски. Красавец примирительно встрял нежным баритоном.

Но тут вмешался Котяра:

— Куда гребем? Ёк макарёк!

Французы удивленно уставились на него. Котяра объяснил:

— У вас час всего. А вы все: «ля-ля-ля, ля-ля-ля». Мы еще никуда не уехали. Решайте. У нас с напарником куча дел.

— Да-да-да, — заволновался месье Леон. — Ближе к делу, — он взял меня под руку. — Слава, я хочу показать своим молодым друзьям литературный Петербург. Они о нем знают все. Но только теоретически. Мы только что с самолета. Они первый раз в Петербурге… Слава, покажите нам душу вашего города, — профессор хитро посмотрел на меня. — Душу, взрастившую столько гениев, Константин вам за это хорошо заплатит…

Месье Леон улыбался улыбкой сфинкса.

Он предлагал мне невыполнимую задачу. Девушка— мальчик исподлобья пожалела меня. Белокурый красавец, обняв ее за плечи, глядел с презрительным инте— ресом. Котяра из-за штурвальчика бросал на меня тревожные взгляды.