Клэр Сибер: 24 часа

А еще мы, по крайней мере, находились вдали от ссор, взаимных обвинений и ужасной грусти, вызванной осознанием того, что все разваливается на части – и что восстановить уже ничего не удастся – в моих отношениях с мужчиной, рядом с которым я когда-то собиралась провести всю свою жизнь.

Однако в эти долгие испанские вечера я частенько переставала притворяться, что все у меня в данный момент замечательно. Я включала мобильный телефон, видела, что Сид мне так и не позвонил, и быстренько его выключала. А затем, пока Полли спала, я, пытаясь забыться, начинала пить – пить слишком много. Я до этого почти не употребляла алкоголь много лет – с того инцидента, который произошел после получения Сидом премии Тернера и в результате которого я упала и очень сильно поранилась. Все это закончилось тем, что мне пришлось срочно, в полночь ехать в отделение неотложной помощи больницы.

Но теперь я пила до тех пор, пока не падала на кровать с пологом на четырех столбиках, пытаясь найти спасение во сне. Мне снились странные, полные событий сны, посвященные то Сиду, то тому, как я отчаянно ищу какую-то вещь, которую я положила не на свое место, – что-то расплывчатое, неуловимое. Хуже того, иногда я видела сны об уже далеких счастливых днях, которые ушли в безвозвратное прошлое.

Я продолжала пить, пока не засыпала. Однажды утром Полли обнаружила меня спящей во дворе на шезлонге. Бокал из-под вина валялся разбитый на тротуарной плитке там, где он выпал из моей руки. Глядя распухшими от похмелья глазами на кругленькое лицо своей дочери, я осознала, что мне необходимо взять себя в руки, пока мною – опять – не завладеет алкоголь. Испытывая страшную ненависть к себе, я усадила Полли к себе на колени и стала целовать ее голову с блестящими волосами, от которой пахло лосьоном для загара, пока Полли не начала вырываться.

– Ну хватит, мамочка! – запротестовала она. – Я уже слишком большая для поцелуев.

Ей было всего-то шесть лет от роду, и ее животик лишь слегка выступал над замысловатой юбочкой зеленого купальника. Почувствовав, в каком мрачном настроении я пребываю, она слегка смягчилась и ласково погладила мою ладонь.

– Ты можешь поцеловать меня попозже, если тебе это так уж нужно. А сейчас я иду купаться.

Когда она плюхнулась в малюсенький бассейн, я почувствовала себя очень-очень виноватой. Я подмела осколки разбитого бокала и затем в темной маленькой кухне заварила себе крепкий кофе. Остатки вина я вылила в кухонную раковину.

В последний день нашего пребывания в этом городке пошел дождь. Такой конец этой недели показался мне вроде бы подходящим: дождь был ласковым, а воздух – бархатистым. После завтрака мы уселись на фигурную железную скамейку под лимонным деревом и стали рисовать картинки – «для папочки». Я расстроилась, когда узнала, что Полли нарисовала мороженое в роскошной – с кожаной обложкой – гостевой книге Роберта, но потом нам удалось превратить этот рисунок в своего рода визитную карточку, в которой указывались наши имена и адрес. Адрес этот – по настоянию Полли – мы написали следующим образом: «Лондон, NW5 1HX, мир, вселенная». «Здесь очень вкусное мороженое, – медленно дописала Полли, высунув от старания язык. – Мы вернемся сюда, чтобы снова его попробовать».

Мирес очень крепко обняла Полли, когда мы уже уезжали. Я попыталась дать этой пожилой женщине двадцать евро, но она отказалась их брать. И я прямо-таки испереживалась оттого, что, возможно, обидела ее.

– Пришлите мне фотографию, – попросила она на своем ломаном английском, показывая на мою дочь, и я пообещала, что пришлю.

Англия в ту ночь вполне соответствовала моему настроению: она была темной и холодной. Когда мы стояли, дрожа, в аэропорту «Станстед» на платформе в ожидании поезда «Станстед-экспресс», идущего в Лондон, я тосковала по теплому климату городка Вехер, в котором прошел наш отдых.

Когда поезд уже подъезжал к платформе, мой телефон наконец-то ожил.

Это звонил Сид.

– Привет, – сказала я, чувствуя какое-то странное волнение.

– Привет. – Долгая пауза. – Дай мне поговорить с Полли.

– Э-э… – Я сглотнула. – Это все?

– Да. – Еще одна пауза, но уже покороче. – Это все.

– Ладно.

Я взглянула сверху вниз на свою маленькую дочь, которая была очень похожа на отца: посмотрела на ее спутанные темные кудри и на множество веснушек, появившихся у нее от яркого солнца. Только ее глаза были такими, как у меня, a не темно-голубыми, как у Сида (сам он называл свои глаза кобальтовыми).